Новый мир» был миром бездушия и лжи, господства и подчинения, всеобщей ненависти толпы, умело управляемой всевластной кликой
Оруэлл освобождался от абстрактных мечтаний крайне медленно и мучительно и никогда полностью не преодолел это утопическое мышление. Ведь именно утопиями, хотя и с негативными оценками, являлись произведения, ставшие вершиной его писательского труда
исключением легальности школьного заведения, организуют его зачастую с тем же самым финансовым расчетом, который стимулирует создание нового публичного дома или подпольной букмекерской конторы. Какой-нибудь мелкий делец (владеют школами обычно люди, от педагогики крайне далекие) однажды утром говорит жене: “Слышь, Эмма, у меня идея! Что скажешь, если школу завести? Денег она полно дает, а потеть, как при лавке или пабе, там не с чего. И потом, дерготни ведь никакой, законно, и всех дел: плати аренду, наставь скамеек да к стене черную доску. Шику подпустим, наймем по дешевке безработного парня с этого Оксфорда-Кембриджа, нацепим ему мантию, колпак ихний квадратный с кисточкой. Не клюнут, что ль, родители-то, а? Место б нам только подобрать, где бы поменьше умников, что тож
что коммунизм сегодня стал контрреволюционной силой, что коммунисты повсюду сотрудничают с буржуазными реформистами и используют всю мощь своей машины для того, чтобы подавить любую партию, подающую признаки революционных тенденций»4
В небольшой статье 1947 года «Почему я пишу» Оруэлл выделял несколько побудительных мотивов своего творчества, но первым назвал «чистый эгоизм»; остальными тремя являлись эстетический экстаз, исторический импульс, политическая цель.
Но в реальности не существовало ни всемирного капитала, ни общего фронта: капиталисты не были едины, так как конкурировали за рынок; революционеры не были едины, так как бились за идеологическое первенство
Пролы» — звучало как снисходительно-презрительное прозвище не очень грамотной и в политическом отношении, и в смысле общего образования части бойцов. Может быть, его придумал сам Оруэлл (этот термин встречался в его публицистике) — или кто-то другой; но во всяком случае писатель хорошо его запомнил и через десяток лет использовал в своем самом известном романе для обозначения основной массы населения, легко поддающейся внушению
Социализм, утверждал Оруэлл, в очередной раз подставляясь критике с самых разных сторон, – «это такая элементарная житейская вещь, что я иногда удивляюсь, каким образом он до сих пор не возник сам по себе»
Здесь не хлопотно, и не надо слоняться без дела, как это было в книжном магазине. В бакалейный магазин люди приходят, чтобы что-нибудь купить, в книжный магазин они приходят слоняться»289.
Подумай о жизни, как она есть, об отвратительных подробностях жизни, подумай потом, что в ней нет смысла, нет значения, нет цели, кроме могилы»