Бродский редко проводил целый вечер в одном доме. Обычно он умудрялся побывать в нескольких компаниях. Ему было скучно разговаривать с одними и теми же людьми, особенно если они не могли оторваться от земли и взмыть в поэтические или философские выси. Иосиф беспокоился, что в этот момент где-то ведутся более интересные беседы. Он пропускал через себя людей, как кит пропускает планктон в поисках ценной пищи.
Идешь по Невскому от Штаба, пристально глядя под ноги и повторяя: «Я очень хочу мороженого. Я безумно хочу мороженого. Я больше всего на свете хочу мороженого. Я алкаю мороженое, как не алкал ни одну женщину в мире. Я умру, если сию же минуту не съем мороженого...» И деньги начинают попадаться. Когда ты доходишь до мороженицы напротив Марата, тобою найдена нужная сумма. Главное – психологическое внушение судьбе.
Двадцатидвухлетний Иосиф был набит информацией из самых разнообразных областей знаний. Помню, как в этих поездках Бродский просвещал меня, замужнюю даму и мать семейства, на тему «Сексуальное разнообразие в Средней Азии». В частности, он живописно и вдохновенно рассказал, как чабаны удовлетворяют свои сексуальные нужды: «Они вставляют задние ноги козы в голенища своих сапог, чтоб не вывернулась и не убежала, и...» Не желая казаться отсталой провинциалкой, я реагировала на эти рассказы понимающим «хе-хе», хотя любовные утехи чабанов произвели на меня оглушительное впечатление и даже снились по ночам.
Письмо кончается таинственным словом «ЖАМАИС!!!»
Милой Кате в день рожденья
Дядя Женя
Милой Кате в день рожденья
Дать ей маленький совет.
Это, Катя, день особый,
Пропускать его нельзя.
Этот день придуман, чтобы
Приходили к нам друзья.
(Вот они идут, уроды,
Злой прожорливой толпой,
Чтобы кушать бутерброды
С ветчиной и колбасой.
Чтобы чай лакать из блюдца,
Жрать пирожные потом.
В этот вечер соберутся
Все за праздничным столом...)
<...>
Милой Кате в день рожденья
Дядя Женя шлет привет.
Хочет он без промедленья
У Татьяны все чувства были написаны на лице. Если человек ей не нравился, был чем-то неприятен, он узнавал об этом в тот же миг. И мнения своего она никогда не меняла, то есть вердикт обжалованию не подлежал.
Он любил повторять, что «настоящее искусство требует уединения и одиночества» и что «мастерская художника – это место творческих мук».