В приложении удобнее
Цитаты из книги автора Роза
Взгляд — это тип присутствия, смотреть может только тот, кто обладает волей и смелостью посмотреть.
Я не знала, чего мне нужно добиваться и зачем получать образование. Мне казалось, что впереди нет ничего кроме протяженной тьмы, которую мне предстоит разбивать своим телом и ежедневно проживать.
Тьма — это место, из которого все мы появляемся. Чрево матери, небытие. Я думала о тьме, и мне хотелось, чтобы тьма заняла свое место в мире не как нечто страшное, а как то, что хранит в себе жизнь. Я часто спрашиваю себя, куда прячется тьма, когда наступает день? Она здесь всегда, и она никогда не уходит.
Мне казалось, что мир — это то, что бесконечно обновляется, и я ждала этого обновления каждый раз, приезжая к бабке. Но обновления не наступало. Появлялась лишь тупая тоска по несвершившемуся счастью.
иногда я впадала в экстаз от краткого общения с людьми. Но реальность не могла длиться долго, я быстро выгорала и чувствовала отвращение.
. В моей семье считалось, что платить за то, что можно взять просто так, нет необходимости, к тому же нельзя было тратить деньги на то, что будет радовать нас недолго и в скором времени будет отправлено на помойку.
Я никуда не еду и постоянно жду, что что-то изменится. Это похоже на болезнь. Болезнь, как она мне представляется, — это такое место, где тебе кажется, что выход обязательно найдется.
Когда я начала ходить и говорить, Светка стала брать меня в подъезды и на хаты. Она учила меня, что следует сказать матери и бабке. Я доверяла ей и понимала, что Светке влетит. Поэтому говорила матери, что мы гуляли во дворе. Мне было велено молчать, что мы ездили на дачу и Светка курила.
Текст злил меня, но я упорно, раз за разом, заводила новый документ и писала. Первый черновик я начала четыре месяца назад, но заглянуть в него я боюсь. Я писала его в полусне, не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю. Мне кажется, я писала его лишь для того, чтобы почувствовать, что я существую.
Когда я медленно начала проваливаться на дно депрессии, я все чаще стала вспоминать Светлану. Я часами лежала на маленьком диване в кухне, иногда заглядывая в мессенджеры на ноутбуке. Темные осень, зима и весна казались мне бесконечным временем муки. Я лежала на диване и думала, что написать книгу о человеке, который страдает и никуда не едет, никуда не идет и ничего не делает, не так-то просто. Ведь вокруг меня ничего не происходило. Каждое утро я просыпалась от болей в суставах и мутного шума в голове. Прежде чем встать с постели, я лежала по два часа с закрытыми глазами и пыталась прийти в себя. Работала я по вечерам, поэтому у меня была возможность лежать и переживать свое бессилие.
я пишу, я отвечаю, что письмо для меня — это безопасный способ почувствовать себя живой. Когда карандаш касается бумаги, а на экране появляется слово, я чувствую, что существую. Письмо — это тяжелая работа, и письмо имеет свойство исчерпывать свой ресурс. Когда я нахожусь одна и не пишу
Чувство одиночества, невозможность регулировать свои эмоции, деструктивное поведение и самоповреждение. Люди с этим расстройством редко могут почувствовать, что они существуют, поэтому тянутся к окружающим, заваливают себя работой или принимают наркотики
Я думала о тьме, и мне хотелось, чтобы тьма заняла свое место в мире не как нечто страшное, а как то, что хранит в себе жизнь.
Мне казалось, что она намного свободнее обращается со своей темнотой и позволяет ей завладеть собой. Ее отношения со временем были беспечными, ей не было жалко времени. Я же скупо ревную каждую минуту, отнятую у меня темнотой. Возможно, это моя самая большая ошибка.
Похоже, все это время я недооценивала статику. Путь, преодолеваемый Светланой, теперь кажется мне сложной невидимой песней.
Кропотливая забота о вещах, бережливость, скупое выстраивание своего личного мира — это возврат контроля над собственным телом и участком территории, которая им принадлежала.
Страшнее того — я не могла найти точку, в которой была я сама. Мир стал стертым, как далекий шум поезда.
Хочется спать, но я боюсь засыпать, потому что боюсь упустить что-то важное. Может быть, думаю я, пока буду спать, пропущу время, когда мир станет четким и я смогу писать?
Я помню все — нежную белую кожу на бабкиной щеке, ее карие глаза под уставшими веками. Я помню облизанные ветром камни на казахстанских горах. Я помню запах старых занавесок в коричневом вагоне поезда Москва — Баку, на котором ехала в Волжский, чтобы встретиться с матерью. Я живу в собственном взгляде, в его касании к материальному миру. Но все, что я помню, мне не принадлежит.
Иногда я спрашиваю у себя, почему для письма мне нужна фигура извне: мать, отец, Светлана. Почему я не могу написать о себе? Потому что я — это основа отражающей поверхности зеркала. Металлическое напыление.