Цитаты из книги автора Гай Юлий Орловский Ричард Длинные Руки – бургграф

Меня усадили между графом и его женой, я не понял прикола, но, видимо, это особая честь, если не для того, чтобы подловить на чем-нибудь.

стражей, и быструю поступь колдунов

и уже сделал пару шагов

Я нечасто встречал людей

Человек, как сказано, имеет свободу воли. Значит, он имеет право и на дурость. Чем, понятно, пользуется ого-го как.

Херня все это, даже Бог не знает, что будет. Ему самому интересно, чем все кончится.

Господь у нас – деловой господь, а не развлекушник. И человек – это некий инструмент познания мира. Он много труда и озарения вложил в человека, потому вправе ждать отдачи.

Хорошие люди живут незаметно, – согласился я. – Потому и кажется, что мир заполнен дурными. Те – самые горластые, нахрапистые и… активные.

Но я дурак, иначе не назовешь, потому что если умный человек, каким я считаю себя, делает дурацкие поступки, то он все-таки дурак, кем бы себя ни считал…

Я взял кубок, поблагодарив кивком, но пить не стал, когда настроение хреновое, то и вино не слаще уксуса.

Хорошие люди живут незаметно, – согласился я. – Потому и кажется, что мир заполнен дурными. Те – самые горластые, нахрапистые и… активные

Собаки, мелькнула мысль, это те же люди в лучших своих качествах. Это упрощенные люди, в которых сразу видна их любовь и преданность, а если где и хитрят совсем по-детски, то наивно и неумело, все видно как на ладони. И даже за их хитрости хочется не наказать, а схватить за уши и расцеловать морду

С жизнью кончают обычно умные и очень умные люди, а дураки… они как скот. А скот даже не понимает, что жизнь можно оборвать и самому.

Я отправлял туда сперва обглоданные кости, потом сунул Бобику половинку жареного гуся.
После короткого хруста он высунулся с таким видом, будто собирался попросить подать ему и кувшин вина.
– Нет уж, – сказал я наставительно, – казаки в походе не пьют.
Он удивился, в каком это мы походе, мы же всего лишь в квесте, я оправдываться не стал, расплатился щедро, мы же с тобой благородные, мода давать чаевые пошла от нас, идиотов, которые ленились высчитывать и всегда давали больше: мол, этот народ все равно скоро все вернет в виде податей.
Бобик

Лицо суровое, раздраженное, но я больше насторожился, когда губы капитана раздвинулись в иронической усмешке, а глаза блеснули, будто увидел меня с расстегнутой ширинкой.
Я поинтересовался негромко:
– И что вас так развеселило, капитан?
– Да так, – ответил он чересчур равнодушным тоном, – вспомнил что-то… веселое.
– Что? – спросил я с растущим подозрением.
– Да вдруг подумал, а удобно ли было с каменным кинжалом в заднице? Кстати, глубоко его святой Мартин загнал?
Лицо его оставалось серьезным, только в глазах поблескивала издевка. Я буркнул:
– Капитан, вы… того, больше за порядком следите, чем за задницами. Особенно, вышестоящих и облеченных народным доверием лиц.

Я торопливо прицепил к поясу молот, перебросил через плечо перевязь со щитом, бешенство бьет в череп раскаленным молотом, задыхаюсь от ярости, руки трясутся, как у паралитика, губы прыгают. Не то что молитву, выматериться не могу, только кровь шурует по телу, как испуганные тараканы по кухне.

Голова моя болтается, это чтобы как бы невзначай всматриваться во всех троих: тролль прекрасно видит в темноте, может заподозрить такое же и во мне. Так что я спотыкался о каждый камень, а когда сплюнул кровавую слюну, то постарался попасть ему на ногу.

Господь спас нас… Спасибо Ему!
– Не за что, – ответил я скромно.

Бобик отозвался только на мой неслышный свист, подбежал и бухнулся толстым задом на пол. В карих глазах неистово горит нетерпеливое ожидание.
– Угадал, – ответил я на молчаливый вопрос. – Собирай вещи! Да побыстрее, а то не успеем.
Пес ошалело заметался по комнате, потом сел передо мной, высунув язык, в глазах обида: ну и шуточки у тебя!

Он опомнился, торопливо бросил меч в ножны. Кровь капает на грудь, он вытер ладонью и прошамкал:
– Я… ухожу.
– Иди, – разрешил я. – Но не просто иди, а иди, иди, иди. Ну, ты понял.
Кажется, он понял правильно. Проскользнул, сгорбившись, под стеной, роняя дворянское достоинство, исчез в дверном проходе тихий, как церковная мышь.
Хлопнула дверь, Торкилстон шагнул через порог.
– Там один выскакивал… Морда в крови. На всякий случай я его зарубил.