И ни греха, ни смущения в душе оттого, что Христос — такой знакомый, такой похожий… Только усталость от счастья.
Просто — «замуж пойду» вместо: «люблю».
Нежное небо, радостный воздух дали ей вдруг испугавшую ее радость. Она даже подумала: «Ой, что это я, грешница! Чего веселюсь?»
И Серафиме было больно, что там, куда ушла мама, у нее отнимут ее радостную печаль.
Мне в радости-то моя печаль и дорога. Вздохну я — и сладко мне. В печали моей страха нет.
потому что, кто в чем вырос и возмужал, — тот того не превозможет.
меня такая грусть, что и дна ей нет, заглянешь в нее — а она уж и на грусть не похожа, а будто и радость.
А радость моя при мне. В радости моей страха нет, и печали не боюсь. Мамаша говорила… печалью и радость дорога…
Серафима растворила двери и ходила из одной горницы в другую, а в сердце у нее счастье рвалось из-под навалившегося душного и злобного страдания.
«Недолго вам надо мной измываться, — подумала она, провожая его до калитки. — Возьму свое. И Бог не осудит. Комар сядет на щеку — комара давим. А в Лизе разве душа? Разума нет — и души нет. Плоть одна поганая».