Что происходит со страной, когда осел принимает решения, которые должны делать люди, вы можете ежедневно узнавать из газет
«Кто-то однажды сказал, что образование – это знать, что делать, когда вы не знаете, – говорит один из его учеников. – Дэнни подхватил эту идею и использовал ее». Однажды он принес несколько игр, где требовалось провести небольшой металлический шарик через деревянный лабиринт. И дал задание студентам: научить кого-то, как учить человека играть в эту игру.
В глубине души Ави не мог поверить в спонтанность выступлений Дэнни. Он допускал, что Дэнни заучивает свои лекции наизусть и просто выпендривается. Это подозрение было развеяно в тот день, когда Дэнни вошел в класс и попросил о помощи. Он обратился к Ави и сказал: «Мои студенты в Еврейском университете хотят, чтобы я дал им что-то в письменном виде, а у меня ничего нет. Я видел, как вы писали заметки. Могу ли я их взять, чтобы передать другим?» Все было у него в голове!
Проблема философии, по мнению Амоса, заключалась еще и в том, что она не играла по правилам науки. Философ проверял свои теории природы человека на размере выборки одного субъекта – самого себя. Психология, по крайней мере, была похожа на науку. Она хотя бы одной ногой опиралась на достоверные данные. Психолог в состоянии проверить свою теорию на репрезентативной выборке. Его соображения могут быть проверены другими учеными, его результаты могли быть воспроизведены. Если психолог споткнулся об истину, он мог сделать из нее посох.
Следующие три года Дэнни, по сути, учил себя тому, чего ему не могли дать преподаватели. «Мне нравилась преподаватель статистики, – вспоминал Дэнни. – Правда, она не знала предмет, и мне приходилось изучать его по книгам». Его профессора были не командой специалистов, а, скорее, коллекцией характеров, как правило, из числа европейских эмигрантов, которые захотели жить в Израиле. «В основном все было организовано вокруг харизматических учителей, людей, которые имели биографии, а не просто учебный план, – вспоминал Авишай Маргалит, который уедет из Еврейского университета и станет профессором философии в Стэнфорде. – Они прожили большую жизнь».
Мори не нашел человека – ни из баскетбольной среды, ни вне ее, – кто смог бы ответить на эти вопросы, хотя встречал множество психологов, заявлявших, что способны решить эти проблемы. «Рокетс» нанимали их десятками. «Это был кошмар. Ужасный опыт. Каждый год мы находили нового специалиста с каким-то другим подходом. И каждый раз зря. А на следующий год все снова. Я начинаю думать, что все психологи – шарлатаны».
«Рокетс» все еще цеплялись за надежду, что однажды смогут измерить характер спортсмена или, по крайней мере, понять, как бедный ребенок будет вести себя, когда получит миллионы долларов и по обыкновению окажется на скамейке запасных. Будет ли он прилагать усилия? Будет ли прислушиваться к тренерам?
большая часть экономических и финансовых прогнозов является липой. Эксперты просто делают вид, что знают нечто о том, о чем знать невозможно. В мире существует много вопросов, единственно честным ответом на которые будет: «Нельзя сказать наверняка».
Психология – это способ заниматься философией
Я мог представить себе, что Бог есть, но не мог поверить, что его беспокоит, занимаюсь ли я онанизмом. И я пришел к выводу, что Бога нет. Так закончилась моя религиозная жизнь».