«К сожалению, чтобы человек нашел время прочесть Поиски, ему нужно серьезно заболеть или сломать ногу». Робер Пруст
В самом деле, всем нам трудно в точности рассчитать, в какой мере наши слова или жесты заметны окружающим; мы боимся преувеличить собственное значение и в то же время воображаем, будто память других людей распыляется на всё необъятное пространство их жизни, поэтому нам чудится, что второстепенные детали наших речей и поз едва проникают в сознание тех, с кем мы беседуем, и уж конечно не застревают у них в памяти
Реальный мир состоит из прочитанных книг и любимых картин.
ожидание отрывает нас от реальности, убеждая, будто истинная жизнь протекает где-то в другом месте
Пруст действует методом расширения: он пишет самостоятельные фрагменты, не зная еще, куда их вставит, затем выстраивает что-то вроде сценария. На каждом этапе он «насыщает», «перенасыщает» свое произведение
Путеводная нить романа — не случайный порядок комнат, а старение героя.
Словно интригующие врата, впускающие читателя в книгу о времени, о памяти, о бессоннице, она сразу же обозначает контраст с тем временем, когда рассказчику еще хорошо спалось.
Пруст мог писать лишь одну книгу.
Усы у него тоже были белые, словно еще не оттаяли после леса, где ходит Мальчик-с-Пальчик.
Книга строится вокруг идеи, сформировавшейся в 1908-м: отличия «я» светского от «я» творческого, памяти произвольной и непроизвольной. Как раз перед Балом масок идет часть, которую Пруст называет Вечное поклонение [5], — это откровение о том, как искусство пробуждает чувства. Книга зиждется на одной идее, и всё же это не тенденциозный роман