Цитаты из книги автора Терри Пратчетт Стража! Стража!

Под влажным покровом ночи убийцы убивали, воры воровали, потаскухи потаскушничали. И так далее.

Сейчас кто-нибудь (не я) обязательно выскажется, выразит протест, и тогда я пробормочу что-нибудь в поддержку, нет, это нельзя будет истолковать так, словно я что-то действительно СКАЗАЛ, я ведь не такой дурак, но пробормочу я очень твердо, так что ни у кого не останется никаких сомнений – я действительно не одобряю это, потому что в такие моменты любому человеку чести подобает почти встать и почти сказать, чтобы быть почти услышанным…»
Но никто не произнес ни слова.
«Вот трусы», – подумал каждый.

Есть, похоже, какой-то особый вид нищеты, который могут себе позволить лишь очень, очень богатые люди…

– Это называется «человеческие жертвоприношения», – прозвучало из толпы.
– Нет ничего плохого в человеческих жертвоприношениях, – отозвался какой-то жрец.

Но никто не произнес ни слова. «Вот трусы», – подумал каждый.

Разумеется, существуют группировки, жаждущие его ниспровержения, – это правильно и уместно, так и должно быть в живом, функционирующем обществе. И здесь тоже нельзя сказать, что он кого-то там притесняет. Ведь он лично основал большинство таких группировок.

Ходил он большей частью в черном. Однако это не был тот впечатляющий черный цвет, характерный для одежды наемных убийц; скорее, то был трезвый, слегка потертый черный цвет, выбранный человеком, который не хочет попусту тратить время по утрам, размышляя, что сегодня надеть

Это был циничный стиль, стиль с грязью под ногтями, но он у него был, а у них его нет. Ваймс умел читать длинные слова и складывать длинные предложения. В этом тоже был своего рода стиль. Даже напивался он стильно

– Есть что-то, что в этих обстоятельствах повелевает нам долг? – спросил Моркоу.
– Есть, – решительно ответил Шноббс. – Долг повелевает нам побыстрее убраться

Библиотекарь посмотрел на него взглядом, который обычно приберегают для людей, задающих вопросы типа: «Что плохого в геноциде?»

Этот таинственный процесс, нет, просто поразительно… Ты преподносишь им ложь, а потом, когда потребность в ней отпадает, врешь еще что-нибудь и сообщаешь, что они победоносно движутся по пути мудрости. И они, вместо того чтобы рассмеяться тебе в лицо, покорно следуют за тобой, надеясь, что на дне всей этой лжи найдут правду. И мало-помалу принимают неприемлемое. Поразительно

Да и не герой я вовсе. Я в плохой форме, и мне надо бы промочить горло, а зарплата моя — пара долларов в месяц, не считая плюмажных. Это не заработок героя. Герои грабастают королевства и принцесс, регулярно делают физические упражнения, а когда улыбаются, то солнечный луч играет у них на зубах и загорается звездочкой — дзынь! Сволочи они, эти герои

Колон не ответил. «Эх, был бы рядом капитан Ваймс, – подумал он. – Он бы тоже не знал, что делать, но его словарный запас, за которым, как за дымовой завесой, можно скрыть это незнание, гораздо шире».

Но в недотепах таятся великие возможности. Умелых, подающих надежды, честолюбивых и самоуверенных – этих пускай кто-нибудь другой принимает. Он же возьмет скулящих от обиды, тех, у которых живот распирает от яда и желчи, тех, которые убеждены: представься им возможность – и они очутятся на коне. О да, ему нужны такие люди, в которых потоки яда и мстительности едва сдерживаются хрупкими дамбами, построенными на комплексах неумех и бездарностей.

Там, внизу, – продолжал он, – живут люди, которые последуют за любым драконом, поклонятся любому богу, проигнорируют любое беззаконие. Из какой-то своей тоскливой, скучной, бытовой плохости. Я говорю не о творческой, высокой мерзости великих грешников, а о ширпотребе душевного мрака. О, так сказать, грехе, лишенном всякого намека на оригинальность. Они принимают зло не потому, что говорят «да», а потому, что не говорят «нет».

А затем в груди Ваймса поднялась какая-то волна, и его словно молнией ударило осознание того, что она ведь довольно красива, красотой особой категории; эта была та самая категория, в которую попадали все женщины, встреченные им на протяжении всей жизни, которым хотя бы на мгновение пришла в голову мысль, что он стоит их улыбки.

Припоминать было нелегко. Правда, он смутно помнил, что пил он именно для того, чтобы забыть. И допился до такой степени, что не помнил, что же ему все-таки нужно забыть. В конце концов он принялся пить, чтобы забыть о том, сколько он пьет.

Там, внизу, – продолжал он, – живут люди, которые последуют за любым драконом, поклонятся любому богу, проигнорируют любое беззаконие. Из какой-то своей тоскливой, скучной, бытовой плохости. Я говорю не о творческой, высокой мерзости великих грешников, а о ширпотребе душевного мрака. О, так сказать, грехе, лишенном всякого намека на оригинальность. Они принимают зло не потому, что говорят «да», а потому, что не говорят «нет». Мне очень жаль, если это тебя обижает, – добавил он, положив руку на плечо капитану, – но на самом деле ты в нас нуждаешься.

Вот как в этом мире приобретается власть, подумал он. Надо просто наплевать на мнение окружающих и никогда, никогда, никогда не сомневаться в правильности своих действий.

Относительно возраста капрала трудно было сказать что-то определенное. Но судя по его цинизму и общей усталости от мира – качествам, кислотой разъедающим человеческую личность, – Шноббсу было не меньше семи тысяч лет.