Социальный инфантилизм («выученная беспомощность») проявляется лишь в специфических ситуациях, а именно: при выходе индивида в неизвестную ему, непривычную плоскость отношений (например, общегражданских вопросов внутренней или внешней политики). В таких случаях обычный человек, обыватель попадает в контекст проблем, далеких от его повседневных дел и забот, абстрактных, отвлеченных, неинтересных вопросов (с его точки зрения, то есть не затрагивающих практических интересов благосостояния, социального продвижения), но как бы требующих от него какой-то значимой реакции (которой у него нет). Другими словами, это ситуации, когда от бывшего советского человека ожидается (предполагается) правовое, финансовое или политическое поведение в соответствии с декларируемыми нормами и правилами современных институтов — демократии участия и ответственности, защиты судом прав и достоинства человека и тому подобных институтов, которых нет в его действительности.
всем не обязательно быть убедительным, достаточно быть единственной допустимой публично идеологической позицией, делающее все прочие позиции незначимыми, вытесненными из сферы коммуникаций, а значит — и из массового сознания.
апротив, сама длительность существования и безальтернативная тотальность советского государства, захватывающего все сферы жизни — работу и семью, потребление, досуг, образование и воспитание, культуру, религию, идеологию, мобильность — порождало чувство привыкания и восприятие этого образа жизни как «нормы», «нормальности» такого социального порядка, легитимности при
Доминантой политической культуры постсоветского общества была и остается в настоящее время специфика жизненных установок: ориентация на пассивное приспособление к произволу властей, выбор стратегии понижающей адаптации, характерный как для любых неправящих элит и авторитетных в своей области групп (интеллектуальных, культурных, научных, бизнеса, медийных, экспертного сообщества в целом), так и для всего населения.
Русский национализм носит защитный, компенсаторный, утешительный характер, будучи «оборотной», теневой стороной слабеющего великодержавного сознания. Никаких целей развития он не выдвигает и выдвинуть не может. Такого рода идеологии активизируются всякий раз, когда разворачивается кризис политической системы, возникает проблема смены или переходного состояния власти, а значит — необходимость ее оправдания и легитимации.
Номинальный Путин» присвоил себе статус и функции суверена, устанавливающего закон и определяющего, исходя из своих ситуативных представлений и интересов, что есть «право» и «закон», которому должны подчиняться его подданные.
Отказ от прошлого означает, что будущее предстает как бесконечная или многократная итерация настоящего (с повышением качества потребления). Подобный тип ценностных регулятивов делает ничтожной значимость культуры, а вместе с ней — и представления о более сложных запросах, чем нормы потребительского образа жизни.
Российская рыночная экономика остается сильнейшим образом зависимой от власти, в ней огромное значение приобретает распределение административной ренты и коррупционных ресурсов, деформирующих общественный смысл «достижения». Поэтому потребление здесь теснейшим образом связано с символической демонстрацией статуса, знаков социального престижа как выражения социальной полноценности индивида, что следует рассматривать не только как инерцию «подсознания» дефицитарного социалистического общества, но и как отражение массовых комплексов неполноценности, социальной незначимости.
Сам по себе этот образ жизни, включая характерное для советского человека двоемыслие, низкий уровень солидарности, политическую пассивность, запросы, ограниченные необходимостью выживания, исчезнуть не может, так как этот жизненный уклад (и соответствующий тип социального капитала) обусловлен существующей территориально-отраслевой структурой экономики и расселения, отражающих характер советской модернизации. Эти группы, зависимые от социальной политики и обязательств государства, составляют базу путинского авторитаризма, они хранители советского прошлого, его символов, ценностей, праздников и ритуалов1
Антимодернизм как уклад жизни представляет собой смесь опыта существования при социализме или инерции советского образа жизни (приспособления к репрессивному государству и его практикам уравнительной, распределительной экономики) с новыми идеологизированными формами, которые активно использует путинский авторитаризм: религиозным фундаментализмом, компенсаторным русским национализмом, политическим консерватизмом.