В приложении удобнее
Цитаты из книги автора Перл
Меня миллион лет не называли ни милой, ни славной, ни хорошей. Наверное, последней это делала мама — целую жизнь, целую вечность, целую вселенную тому назад. Наверное, такие слова говорят только мамы. А может, эти женщины увидели во мне то, о чем все давно позабыли. Может, дело в том, что они были просто матерями и бабушками, а я для них была просто девочка. Проще некуда.
Стыд — это липкая черная жижа, забивающая трубы под раковиной. Ты сливаешь грязь — а стыд выталкивает ее обратно на всеобщее обозрение, размазывая по всей раковине. И ничего не сделать. И вода не будет утекать в канализацию, пока не вычистишь все до последнего уголка. А я хочу чистую воду. Такую прозрачную, чтоб было видно дно.
Забыть — не самое страшное. Помнить — тоже. Самое страшное — это когда ты забыла, а потом вдруг вспоминаешь. Это ловушка. Ты забываешь на миг, на день, на неделю, на месяц — а когда вспоминаешь, это всегда происходит одинаково.
Итак, — сказала она, со щелчком захлопывая сумку, — как я понимаю, ты недавно потеряла мать. Правильно?» Кажется, я тогда впервые столкнулась с такой формулировкой. Я нелепо, легкомысленно потеряла собственную маму. Не смогла удержать, и она выскользнула. Я играла с ней в саду и не помню, где оставила. На секундочку о ней забыла, а когда вспомнила, было уже поздно.
Стало ясно, почему полицейские задавали мне столько вопросов. Где я была, что делала, в котором часу? Именно эти вопросы задают тому, кто потерял какую-то вещь
Стало ясно, почему полицейские задавали мне столько вопросов. Где я была, что делала, в котором часу? Именно эти вопросы задают тому, кто потерял какую-то вещь
Он был настоящим рыцарем, только вот, к сожалению, в доме престарелых спрятали его доспехи. Ну или бросили их ржаветь в саду. Потому ему теперь приходилось быть моим храбрым рыцарем в пижаме.
нам с ней было отведено мало времени, и потому я рада, что мы провели его вместе
Для женщин нашей семьи типично горе. Передаем из поколения в поколение, как иммунитет при грудном вскармливании. Как песню.
Я сказала — нет. Только горе. Для женщин нашей семьи типично горе. Передаем из поколения в поколение, как иммунитет при грудном вскармливании. Как песню
Если ты мать, то всегда будешь во всем виновата. Теперь и я это знаю. Слишком долго рожала, слишком быстро родила, недокормила, перекормила, носила на руках, не носила, подталкивала вперед, придерживала, перелюбила, недолюбила — тебя все равно будут обвинять просто потому, что это твои дети. Ты их рожаешь, нагружая собственным сомнительным генетическим багажом, и отправляешь в мир разбираться с персональным набором часовых бомб.
Если ты мать, то всегда будешь во всем виновата. Теперь и я это знаю. Слишком долго рожала, слишком быстро родила, недокормила
ла, перекормила, носила на руках, не носила, подталкивала вперед, придерживала, перелюбила, недолюбила — тебя все равно будут обвинять просто потому, что это твои дети. Ты их рожаешь, нагружая собственным сомнительным генетическим багажом, и отправляешь в мир разбираться с персональным набором часовых бомб.
ребенок складывает древнее прошлое по косточкам — из средне
Становится тяжело помнить хорошее. А ведь никто не заслуживает быть судимым только за те пять минут жизни, в которые проявил себя хуже всего, — пусть даже это оказались последние пять минут.
Фин — так в старину называли дьявола.
Каждый ребенок владеет искусством такого подбора слов, которое позволяет устроить родителям эмоциональное короткое замыкание, переходящее в приступ ярости.
Очень тяжело кого-то любить, когда эти чувства висят на тонкой веревочке постоянно требуемых доказательств.
Забыть — не самое страшное. Помнить — тоже. Самое страшное — это когда ты забыла, а потом вдруг вспоминаешь.
Когда человек лишает себя жизни, он или она не только выбивает будущее из-под ног оставшихся, но также оскверняет их прошлое. Становится тяжело помнить хорошее. А ведь никто не заслуживает быть судимым только за те пять минут жизни, в которые проявил себя хуже всего, — пусть даже это оказались последние пять минут.
Очень тяжело кого-то любить, когда эти чувства висят на тонкой веревочке постоянно требуемых доказательств.
Меня миллион лет не называли ни милой, ни славной, ни хорошей. Наверное, последней это делала мама — целую жизнь, целую вечность, целую вселенную тому назад. Наверное, такие слова говорят только мамы. А может, эти женщины увидели во мне то, о чем все давно позабыли. Может, дело в том, что они были просто матерями и бабушками, а я для них была просто девочка. Проще некуда.