Невозможно требовать от среднего немца, живущего в голоде, холоде и при полном отсутствии надежды, живой потребности в демократии или вообще какого-либо политического мировоззрения за исключением желания как можно скорее улучшить материальное положение. (…)
Строго говоря, такой вещи, как реальность, в принципе не существует, пока историки не поместят все эти события в контекст, а тогда будет уже поздно их проживать, мучиться над ними или оплакивать. Реальность должна состариться, чтобы стать реальной.
Частичного подчинения государству не существует.
Рассказывает анекдот о четырех оккупан-тах, которые нашли пруд с четырьмя золоты-ми рыбками. Русский поймал золотую рыбку и съел. Француз поймал, оторвал на память красивые плавники и отпустил. Американец поймал, сделал из нее чучело и послал домой в качестве сувенира. А вот англичанин повел себя загадочнее всех: поймал рыбку, зажал в кулаке и гладил, пока та не сдохла.
Но депрессия похожа на семь заключенных одна в другую шкатулок, и в седьмой лежат нож, бритва, яд, глубокий омут и край крыши. В конце концов я становлюсь рабом всех этих орудий. То ли они идут за мной, как верные псы, то ли я, как верный пес, иду по их следу. Тогда я, кажется, начинаю понимать, что единственным доказательством свободы человека является самоубийство.
но что за жуткое утешение, если от него я лишь с пятикратной силой ощущаю одиночество!
Иногда я сижу у камина в надежных стенах самой уютной комнаты на свете и внезапно ощущаю: меня со всех сторон окружает смерть.
Я — твое желание умереть, режь!
Но разве именно судьба Германии не научила нас тому, как легко перейти границу между пропагандой национальных интересов и полным ненависти национализмом?
Россию не забудьте, господин адвокат, — кричит кто-то и цитирует наизусть речь Черчилля о русской политике. — Там нацистов хоть отбавляй