Цитаты из книги автора Борис Акунин Лекарство для империи. Царь-освободитель и царь-миротворец

граф Михаил Тариэлович Лорис-Меликов

князь Александр Михайлович Горчаков

Михаил Xристофорович Рейтерн

Дмитрию Алексеевичу Милютину

Николай Алексеевич Милютин (

Вопрос о том, мож

Петр Александрович Валуев

Яков Иванович Ростовцев

граф Дмитрий Николаевич Блудов

тетка Александра великая княгиня Елена Павловна

он не имел никакой программы, не был ни либералом, ни консерватором

Но буржуазно-демократическая революция и революция пролетарская – потрясения совершенно разного калибра. Средний класс немыслим без частной собственности, поэтому если бы он к 1917 году составлял большинство, всё, вероятно, закончилось бы февралем. Россия продолжила бы существовать в виде демократической республики и обошлась бы без гражданской войны, без тоталитарного режима. Однако к моменту падения монархии процент населения, жизненно заинтересованного в демократической форме существования, был слишком мал, и власть перейдет к правителям иного толка.

В этой связи самый главный вопрос, который встает перед нами сто с лишним лет спустя: можно ли было эту трагедию предотвратить?

Революцию – вряд ли. Глобальный кризис 1914–1918 годов разрушил все так называемые «сильные» монархии, которые оказались не приспособленными к реалиям ХX века. И первой развалилась самодержавная российская.

Есть только два способа избежать этого трагического поворота: либо вовсе отказаться от «ордынского» принципа, построив государство на ином, децентрализованном фундаменте (об этом никто всерьез не помышлял), либо спешно восстанавливать пошатнувшиеся опоры.

Если в прежние времена, начиная с эпохи Петра Великого, с империей в мире считались главным образом из-за ее военной мощи, то теперь Россия заняла важное место не только на политической карте, но и в культуре, науке, искусстве.

И это, наверное, самый главный, во всяком случае самый позитивный итог описываемого периода.

В результате прозаики – те, у кого была такая потребность – становились философами, социологами, политологами, экономистами, и русская литература приучилась ощущать себя «больше, чем литературой». Это придало ей масштаб, значительность, универсальность. Люди читали новый роман Тургенева, Достоевского, Толстого, Салтыкова-Щедрина – да и писателей второго ряда, какого-нибудь Каткова или Боборыкина – не чтобы увлечься «волшебным вымыслом», а чтобы найти ответ на важные вопросы общественной жизни.

Величие – настоящее величие – той или иной страны определяется не размерами и не завоеваниями, а теми достижениями, которыми данное исторически сложившееся сообщество обогатило Землю: культурными, научными, общественными.

Как известно, революция сначала происходит в головах. Этот процесс «твердая власть» остановить не умела и не смогла. В эпоху Александра III самодержавная политика одержала решительную победу, а самодержавная идеология потерпела сокрушительное поражение.

Другой примечательной особенностью общественной жизни было на удивление скромное, почти нулевое влияние церкви на умы – и это в стране, которая, казалось бы, придавала столько значения Вере. Административно православная церковь была очень сильна, государство оказывало ей всестороннюю поддержку. Но, несмотря на это, а вернее, именно из-за этого, политическое и нравственное значение господствующей религии было ничтожно.

Все, кто читал Пушкина, Лермонтова, Гоголя, сами того не подозревая, присоединялись к Обществу – таково уж свойство великой русской литературы, заставляющей людей задумываться о больших вопросах.