Половину сламу[184] хочешь? – вполголоса предложил Гречка.
– За какой товар? – притворился Фомушка.
– Ну, за вашего… как его… Морденку, что ли?
– А как шевелишь, друг любезный: на сколько он ворочает? – прищурился нищий.
– Косуль[185] пять залежных будет – и ладно.
– Мелко плаваешь!.. Сто, а не то два ста – вон она штука!
А я пари держу, что ничего из этого не выйдет, – вмешался Петька. – В наш положительный век женщины, брат, только на карман полагаются, – пошло сострил он и сам расхохотался.
Sic transit gloria mundi…
Пусть от других сплетни узнают, лишь бы от меня без нужды и без цели ничто не выходило» – было постоянным ее правилом.
Больше всех одушевлен один молодой арестантик, прозванный товарищами Булочкой за то, что, не имея ни гроша за душою, стал однажды играть на булку подаянную и с этой булки в год разжился игрою на семьдесят рублей – деньги для тюрьмы весьма-таки не малые; поэтому смышленый Разломай ему и особенное «поваженье с великатностью оказывает».
В голове княгини рядом со скорбными помыслами об арестованной женщине сияла теперь отрадная мысль: «Наша фамильная честь спасена, наше имя не запятнано!»
голове княгини рядом со скорбными помыслами об арестованной женщине сияла теперь отрадная мысль: «Наша фамильная честь спасена, наше имя не запятнано!»
Последняя любовь пожилой красавицы и первая любовь семнадцатилетней девушки – две разительные крайности, которые, однако, сходятся между собою в этом пылком самоотвержении, с тою, впрочем, маленькой разницей, что там самоотвержение и жертвы – моральные, а здесь они – чисто материальные и по большей части касаются «презренного, но благородного металла».
Он женился сильно уже поистраченный и поистертый заграничною жизнью; она вышла за него с силами еще довольно свежими; только румянец начинал немножко блекнуть от бессонных ночей, которые она проводила на балах, танцуя до упаду.
Да, впрочем, любви-то никакой у них и не было. Взамен ее было уважение к внешнему супружеству: князь уважал жену потому, что она носила его имя; княгиня, не уважая князя, уважала самое имя, которое отнюдь не позволила бы себе скомпрометировать перед светом