И вам больше служить не буду ни секунды. Здесь я вижу только одного настоящего короля. Он родился королем. Но он не сидит на этом троне.
Селена и была загадочно исчезнувшей Аэлиной Ашерир-Галатинией, наследницей трона и законной королевой Террасена.
Молчаливая, как смерть, Манона приблизилась. Этот дурень не замечал ее присутствия, пока она не прошептала ему на ухо:
– Не на ту ведьму напал.
У смертных что век короток, что ум
Она была больше, нежели человек. Больше, нежели королева.
Аэлина.
Любимая. Бессмертная. Благословенная.
Аэлина.
Аэлина – Необузданный Огонь. Аэлина – Огненное Сердце. Аэлина – Несущая Свет.
– Я боюсь единственного, – прошипела она. – Непреодолимого желания тебя задушить.
— Почему в этот раз все было по-другому? — не отставал Рован.
— Я не хотела, чтобы ты погиб, спасая меня, — призналась она.
— А если бы меня рядом не было, ты бы превратилась ради собственного спасения?
— Твое мнение обо мне во многом совпадает с моим собственным. Так что ответ ты знаешь.
Рован надолго умолк. Может, пытался сложить обрывки представлений о ней в общую картину.
— Ты останешься в крепости, — наконец сказал он, скрестив руки. — Вечернюю работу на кухне я отменяю, но из крепости ты не уйдешь.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
Рован расстегнул плащ. Селена уже собиралась ответить ему, что более идиотского довода не слышала и что он — просто высокомерный придурок, хотя и бессмертный. Но он бросил ей свой плащ, сухой и теплый. А потом прикрыл ей колени камзолом.
Рован остановился:
— От тебя никакой пользы.
— Не надо повторяться, принц. Лучше скажи что-нибудь такое, чего я не знаю.
— Ты принесла бы миру больше пользы, если бы умерла десять лет назад.
Селена подошла к нему и сказала, глядя в глаза:
— Я ухожу.
Поднимайся.
Те же слова однажды сказал ей Шаол. Тогда ее боль, горе и страх казались непреодолимыми. Но она их осилила: в ночь гибели Нехемии, в ночь расправы с Аркером и в день, когда рассказала Шаолу страшную правду... Шаол толкнул ее в эту пропасть. Она и сейчас продолжала падать. Подняться невозможно, поскольку у пропасти не было дна.
— Почему?
— Потому что я так сказал.