Ведь дочь в наше время – это хоть какая-то гарантия того, что о тебе будут заботиться в старости, что ты не умрёшь от одиночества, пытаясь дотянуться до тумбочки, где стоит пресловутый стакан воды (так и умрёшь – с протянутой рукой). То, что раньше было прерогативой сыновей, нынче отошло к дочерям. Рассчитывать на мужчин бессмысленно и несовременно. За последние сорок лет мы так их изнежили и избаловали, что теперь осталось лишь рожать себе подобных и взваливать на хрупкие плечи груз надежд, под которым ломаются мужские хребты.
Реки загрязняют, меняют им русла, людям ломают хребет, или вот у родственницы коллеги недавно родилась девочка без руки. Жаль, что бедами мериться бесполезно – в отличие от успехов. Успехи прекрасно поддаются сравнению, тогда как свои страдания всегда тяжелее чужих.
Асфальт течёт над рекой, город стоит на костях, дети – на ладонях родителей, а биографы – на плечах своих героев.
Никто не имеет права так привязывать к себе человека, если собирается оставить его. Мама не имела права умирать.
Агностиком он стал в юности, в храмах бывал только по эстетическим причинам – в мире, по мнению Джо, есть острая нехватка красоты.
когда Андрей сердился, то всегда швырял книгу, подвернувшуюся под руку, – любопытно, что книга всегда подворачивалась не самая ценная
Что ж ты плачешь-то, если всё так прекрасно? – спросила однажды. Я не нашлась, что ответить, а теперь думаю, что те восторженные, горячие слёзы были предвестниками других, более поздних и едких.
Моя спутница – одиночество. Забавно, что появилась она в тот момент, когда я осознала, что вовсе не одинока на пути. Вот уже несколько дней со мной идут мама, тётя Юля, Валя Попова, полуголый солист известной группы, Яна Поплавская, девочка Элли, бескостный Леонид и другие люди, забытые и незабвенные. То отстают, то снова нагоняют… Мы переходим по мостам мелкие реки, отдыхаем в тени деревьев, смотрим на виноградники, исцарапавшие холмы, считаем памятники пилигримам, ракушки и жёлтые стрелы.
Соледад появилась именно тогда, когда я обжилась в своём одиночестве, населённом болтливыми тенями.
Я так много времени провожу сама с собой, что в какой-то момент придумываю себе спутницу.
Это моя мама. Она идёт со мной по дороге, проходит путь. Она бы справилась и, если потребовалось бы, несла бы меня на себе.
Я отщипываю комочки от своего пластилинового английского – и отвечаю на вопросы, кто я, сколько прошла и когда стартовала (это главное, что интересует попутчиков). На вопрос «зачем» ответа по-прежнему нет.