Цитаты из книги автора Сьюзен Хинтон Изгои

Он пьянеет, когда танцует или участвует в гонках, и при этом к алкоголю даже близко не подходит. На нашей стороне почти все парни пьют — хотя бы изредка. Но Газ не пьет вовсе — ему и не нужно. Он пьянеет просто от жизни. И он всех понимает.

Когда вдвоем с кем-нибудь кино смотришь, как-то неловко становится, вроде как кто-то у тебя через плечо книжку читает.

Я покачал головой. Как же странно, что закат, который она видела со своего двора, и тот, на который смотрел я с заднего крыльца, был ­одним и тем же закатом. Может, разные миры, где мы живем, не такие уж и разные. Закат ведь у нас общий.

Как же странно, что закат, который она видела со своего двора, и тот, на который смотрел я с заднего крыльца, был одним и тем же закатом. Может, разные миры, где мы живем, не такие уж и разные. Закат ведь у нас общий.

Ты вот знаешь, каково это — иметь больше, чем хочется? Когда тебе больше и хотеть нечего, и тогда ты думаешь, как бы сделать так, чтоб захотеть чего-то еще? Мы как будто все время ищем, чему бы порадоваться, и не находим. Может, если перестанем строить из себя таких опытных, то найдем.

Вот что нас разделяет, — сказал я. — Не деньги, а чувства. Вы ничего не чувствуете, а нас чувства захлестывают.

Но я врал, и сам знал, что вру. Я себе все время вру. И сам себе никогда не верю.

Я только по вам скучать буду, ребята. Я все думал про это, и про тот стих, который тот дядька написал, он хотел сказать, что ты золотой, когда ты ребенок, когда ты зеленый. Когда ты ребенок, все новое, все — рассвет. И только когда ко всему привыкаешь, начинается день. Ну вот как ты закаты любишь, Пони. Вот это — золотое. Будь и дальше таким, это правильно.

Спорим, ты еще и на закаты смотришь. — Я кивнул, и она еще потом с минуту молчала. — Я раньше тоже на них смотрела, а теперь все время есть дела поважнее…

Если нас друг у друга не будет, значит, у нас ничего не будет

За шестнадцать лет на улицах многому можно научиться. Но не тому, чему нужно учиться, не тому, что хочется. За шестнадцать лет на улицах многое можно перевидать. Но не то, что стоит увидеть, не то, что хочется.

Ну да, — вздохнул он. — Похоже, мы от них отличаемся.
— Да ну брось, — сказал я, пустив идеальное колечко дыма, — может, это они отличаются от нас.

когда человек по правде тебя слушает, слушает — и ему важно, что ты говоришь, это такая редкость

— Слушай, — вдруг сказал я, — у вас там, на западной стороне, закат нормально видно?
Она удивленно заморгала, потом улыбнулась.
— Нормально.
— На восточной его тоже видно хорошо, — ­тихо сказал я.

Сегодня вечером умерли два моих друга: один — героем, второй — преступником. Но я вспомнил, как Далли вытащил Джонни из горящей церкви, как Далли отдал нам свой пистолет, хоть мог за такое и в тюрьму попасть, как Далли рисковал ради нас жизнью, пытаясь уберечь Джонни. А теперь он мертвый несовершеннолетний преступник, и никто не станет заступаться за него в газетах. Далли умер не героем. Он умер молодым, озлобившимся и отчаявшимся, и мы все знали, что когда-нибудь так оно и будет. И что когда-нибудь и Тим Шепард, и Кудряха Шепард, и ребята из Брамли, и все остальные парни, которых мы знаем, умрут точно так же. Но Джонни был прав. Это была доблестная смерть.

Мир первой зеленью в злато одет,
Но невозможно сберечь этот цвет,
Лист распускается ярким цветком,
Чтоб через час отгореть целиком.
Лист уступает дорогу листу.
Так и Эдем уходил в пустоту,
Так и заря завершает свой бег.
Золото не остается навек[5].

Когда ты ребенок, все новое, все — рассвет. И только когда ко всему привыкаешь, начинается день.

Но Газ не пьет вовсе — ему и не ­нужно. Он пьянеет просто от жизни.

Мир первой зеленью в злато одет,
Но невозможно сберечь этот цвет,
Лист распускается ярким цветком,
Чтоб через час отгореть целиком.
Лист уступает дорогу листу.
Так и Эдем уходил в пустоту,
Так и заря завершает свой бег.
Золото не остается навек

­«Мэри-Джейн едет на бал