Крупные пласты слов влились в уголовный жаргон из еврейского («ксива, «мусор, «кипиш»), немецкого («шнифер», «фраер», «шухер»), тюркских («шалман», «бурма», «шмон»), украинского («хомка», «ховать»), английского («гирла», «мани»), польского («марвихер», «капать») языков.
Расследование «Елисеевского дела» проходило на фоне утверждения во власти многолетнего председателя КГБ Ю. В. Андропова. Он способствовал вовлечению в уголовные дела могущественных покровителей коррупционных схем — партийную и правительственную верхушку. Детали расследования дискредитировали госслужащих, нанося непоправимый ущерб их политическим позициям. Таким образом Андропов естественным путем лишался соперников в борьбе за ключевые партийные и государственные посты. Дела о хищениях в гастрономе «Елисеевский» и столичных предприятиях торговли в первую очередь ослабили положение московского первого секретаря партии Гришина, входившего в число потенциальных преемников Брежнева. А связь директора «Елисеевского» с замминистра МВД Чурбановым ударила по министру внутренних дел СССР Н. А. Щелокову, важной фигуре в противостоянии властных элит.
В публицистической литературе его называли «законом о колосках» , как бы подчеркивая его жестокий и бескомпромиссный характер. Помимо прочего, постановление приравняло имущество колхозов (урожай на полях, запасы, скот и т. п.) к государственному имуществу и тем самым распространило суровую ответственность на хищения колхозного имущества.