Кузьма Петров-Водкин Пространство Эвклида. Моя повесть. Часть II

Читать

Яркий и самобытный российский художник, график, теоретик искусства Кузьма Сергеевич Петров-Водкин (1878–1939) прославился и как писатель, чье мастерство и манера изложения не уступают в своеобразии живописным работам. Его повесть «Пространство Эвклида», впервые опубликованная в 1932 году — продолжение автобиографического произведения «Хлыновск». Эта живая энергичная проза, в которой будто наяву слышны интонации устного рассказа, передает все богатство впечатлений и переживаний тонкого и глубокого мастера.

Бесплатно Биографии и мемуары

359 бумажных страниц

Впечатления

.lazyload-placeholder { display: none; }

Евдокия Гордееваделится впечатлениемв прошлом месяце

👍Советую

💡Познавательно

🎯Полезно

Про революцию 1917-го года Петров-Водкин не написал. Интересно было бы почитать

Нравится
Комментировать
Поделиться
Vkontakte
Пожаловаться

.lazyload-placeholder { display: none; }

Dubrovskiy2016делится впечатлением10 месяцев назад

Пропитанная визуальными образами. Невероятно захватывающая. Глубокомысленная. Читать, перечитывать.

Нравится
Комментировать
Поделиться
Vkontakte
Пожаловаться

.lazyload-placeholder { display: none; }

Дарья Ф.делится впечатлением6 лет назад

🔮Мудро

💡Познавательно

💞Романтично

1 нравится

Нравится
Комментировать
Поделиться
Vkontakte
Пожаловаться

Показать все

Цитаты

.lazyload-placeholder { display: none; }

Любовь Бредниковацитирует2 года назад

В минуты удручения все становится удручающим.

1 нравится

Нравится
Комментировать
Поделиться
Vkontakte
Пожаловаться

.lazyload-placeholder { display: none; }

Anastasia Bolotnikowaцитирует4 года назад

Тела при их встречах и пересечениях меняют свои формы: сплющиваются, удлиняются, сферизуются, и, только с этими поправками перенесенные на картинную плоскость, они становятся нормальными для восприятия.

1 нравится

Нравится
Комментировать
Поделиться
Vkontakte
Пожаловаться

.lazyload-placeholder { display: none; }

Anastasia Bolotnikowaцитирует4 года назад

У живописца вывесок я увидел другого рода, чем у Филиппа Парфеныча, палитру красок — голых, базарных, вздорящих между собою. Здесь их не охорашивали: они, как беспризорные дети, вели себя грязно и бесчинно. Меня это огорчало. У меня уже устанавливалось уважение к краске, и для меня небрежность к цветовому материалу означала то же самое, как если бы по клавишам фортепьяно барабанили палкой.