Денис Шабалов Право на жизнь. Метро 2033

Я хочу жить, и это мое право – право на жизнь!

Рядом с ним брошенное сиротливо лежало его оружие. Подняв его и повертев в руках, Данил аж хрюкнул от удивления – итальянский помповый «Фабарм», боевой дробовик! Приклад с пистолетной рукоятью, наствольный кожух, насадка для удлинения магазина, ДТК[23] – полный фарш, короче. Ни хрена себе бедные селяне! Ну, Федя, ну артист… А ну-ка, что там у другого? Оружие второго лежало тут же – тоже дробовик, но чуть попроще, помповый «Бекас». Оно и правильно – для боя накоротке самое то, только вот картечью надо было заряжать, а не пулей. Тогда гарантированно завалили бы… Данил, представив, что осталось бы от его головы, окажись он в облаке картечи, выругался, и от души пнул мертвое тело грабителя. И ведь заметили, собаки, когда он у стены сидел, – а пасли, до самого последнего момента пасли, чтоб наверняка.

одился и провел всю жизнь, все еще находилась во власти радиационного кошмара. Да, для того, чтобы жить сытно, в достатке, сталкерам приходилось выходить на поверхность и ползать по фонящему городу, добывая средства к существованию. Да, это было тяжело и многие не возвращались домой… но все же само Убежище находилось под толстым слоем земли и бетона, за прочными гермодверями, и люди могли жить в относительной безопасности. И сталкеры, выходя в рейд, не беспокоились за свои семьи. Здесь же все было совсем иначе. Серьезнее. Страшнее. Смерть висела над поселком дамокловым мечом, заставляя глядеть на мир по-другому, более жестко и бескомпромиссно. Здесь, как нигде в полной мере, был реализован принцип «или ты – или тебя», тот самый, что так упорно вбивал в своих подопечных полковник. И вполне возможно, что только так, правя железной рукой, можно было противостоять угрозе поголовного истребления.
– …когда ты стоишь, смотришь со стены на эту адскую орду, беснующуюся внизу, и понимаешь, что сегодня опять кто-то не вернется домой – душу наизнанку выворачивает, – продолжал между тем староста. – Ведь за каждого, за каждого в этом поселке в ответе только я и никто другой. И я один, как никто, понимаю, что противостоять этому можно только железной дисциплиной и неукоснительным выполнением приказов. Но как объяснить это людям – ты знаешь? – он в упор посмотрел на Данила, и тот отвел глаза. – Вот и я не знаю иного способа, кроме страха. Человек должен знать, что последует за дезертирством или неисполнением, и должен боятся этого еще больше, чем подползающего саблезуба. Я две войны прошел – первую и вторую чеченскую, награды имею. Много видел и понимаю – прав был товарищ Сталин, когда подписывал знаменитый приказ двести двадцать семь. Только так – ни шагу назад! – победим.
И Добрынин, глядя на этого стального человека, вынужден был признать его правоту. Железная дисциплина и сплоченность стали для людей поселка залогом выживания. Каждый человек тут понимал, что жестокость к отдельным членам общества необходима, чтобы выжило общество в целом. И каждый безоговорочно верил, и безусловно поддерживал главу поселка – достаточно было вспомнить, с каким уважением отзывался о нем Зуб.