Цитаты из книги автора Роберт Маккаммон Зов ночной птицы

Петь хвалу Господу совсем не трудно, когда ты носишь чистую белую рубашку и ешь с фарфоровых тарелок, но гораздо труднее, когда ты лежишь на грязном тюфяке в спальне сиротского приюта и прислушиваешься к воплям мальчика, после полуночи вызванного в покои директора.

Но только после того, как выяснится, почему Эдвард Уинстон сжигает город, основанный его работодателем, мог бы добавить он

Нет, — отрезала она, устремляя на него горящий взгляд, — этого не будет. Как я уже говорила, я не намерена произносить слова, утратившие всякое значение в этом городе. И молитва ничуть не скажется на вере этих людей в мою виновность.

вижу, что «древо домыслов» — это единственное растение, успешно пустившее корни в Фаунт-Ройале.

ри свете фонаря он опознал этого человека. Накануне утром он видел его в кузнице по пути на конюшню, где им с судьей назначил встречу Пейн. Это, собственно, и был сам кузнец; Мэтью вспомнил имя на его вывеске: Сет Хэзелтон. Коренастый пузатый мужчина средних лет, с мокрой серой щетиной на голове и неопрятной седой бородой, с которой капала дождевая вода. Его резкие и грубые черты напоминали обветренную скалу, а крючковатый нос этаким утесом нависал над нижней частью лица. В настоящий момент его голубые глаза были добела раскалены яростью, а на бычьей шее вздулись узловатые вены. Он чуть замешкался с повторной атакой — возможно, распознал в Мэтью секретаря судьи, — но эта задержка продлилась лишь несколько секунд, после чего лицо его вновь залилось краской, и с воплем, в котором смешались гнев и боль, он ринулся вперед.

— Вы оба можете увязнуть в богопротивной лжи. Вы кажетесь разумным молодым человеком, но вы не понимаете этот город и то, что здесь творится. Со временем поймете, если только ваш ум не будет отравлен.
— Кем отравлен? Ведьмой?
— Ведьмой... — повторила она с неприкрытой горечью. — Нет, я не о Рейчел Ховарт. Что бы вам о ней ни наболтали и как бы вы к ней ни относились, она вам не враг. Она жертва, молодой человек. Я даже скажу больше: она нуждается в вашей помощи.
— Как это понимать?

вот однажды — в середине пятнадцатого года его жизни — к ним прибыл незнакомец с намерением найти толкового юнца, чтобы обучить его секретарскому делу. По такому случаю были отобраны пятеро самых образованных старших учеников; их выстроили во дворе, и приезжий двинулся вдоль строя, поочередно расспрашивая каждого. Но когда он подошел к Мэтью, первый вопрос был задан мальчиком:
— Сэр, могу я осведомиться о вашей профессии?

недолгое время спустя приют обрел нового директора по имени Эбен Осли. На взгляд Мэтью, это был пузатый и толстомордый сгусток скверны в ее чистейшем виде. Первым делом Осли уволил весь персонал Стаунтона и заменил его своей бандой отъявленных мерзавцев. Розги теперь шли в ход намного чаще прежнего, а окунание в бочку стало рутинной процедурой, применявшейся даже при самых ничтожных провинностях. Порки превратились в избиения, а по ночам, когда гасили свет в спальнях, Осли частенько забирал кого-нибудь из младших мальчиков в свои покои, где творились такие неописуемые гнусности, что один из этих бедолаг, терзаемый стыдом и унижением, в конце концов повесился на колокольне приютской часовни.
По счастью, Мэтью был уже не настолько юн, чтобы привлечь внимание Осли. Тот оставил его в покое, и Мэтью глубже прежнего погрузился в учебу. Новому директору было чуждо пристрастие Стаунтона к чистоте и порядку, и вскоре приют уподобился свинарнику, а крысы обнаглели до того, что за ужином таскали еду прямо из тарелок. Периодически кто-нибудь из мальчиков решался на побег; тех, кто был пойман и возвращен, подвергали жестокой порке и морили голодом. Некоторые умерли и были похоронены в небрежно сколоченных ящиках на кладбище рядом с часовней. Мэтью проводил время за чтением книг, совершенствовался в латыни и французском; но в глубине души он дал себе клятву рано или поздно, тем или иным способом добиться того, чтобы жернова правосудия стерли Эбена Осли в порошок, как какую-нибудь гнилушку.

Первый день Мэтью в этой обители ужаса начался с пыток: его отскребли от грязи с помощью жесткого мыла, погрузили в жалящий кожу раствор для выведения вшей и блох, остригли наголо, а затем обрезали ему ногти и почистили зубы. Все это проделывали старшие воспитанники — именуемые здесь просто «старичками», как он узнал впоследствии, — под надзором всевидящего «командира» по имени Гаррисон, парня лет семнадцати с усохшей левой рукой. В конце концов, облаченный в серую хламиду с жестким воротником и тупоносые пуританские башмаки, Мэтью был препровожден в комнату, где его поджидал, сидя за столом, пожилой мужчина с пронзительными голубыми глазами и венчиком седых волос. На столе красовались гусиное перо, гроссбух и чернильница.

Порой ему снились мать и отец. Не часто, но все же снились. В этих снах он видел две фигуры и сознавал, что это его родители, но никогда не мог отчетливо разглядеть их лица. Слишком густыми были тени. Впрочем, он вряд ли узнал бы их, даже разглядев, поскольку его мама умерла от заражения крови, когда ему было всего три года, а его отец — немногословный трудяга-пахарь в колонии Массачусетс, которому было очень нелегко в одиночку растить сына, — скончался от удара лошадиным копытом по черепу, когда Мэтью шел шестой год. И тем же самым ударом копыта Мэтью был отправлен в скитания, которые сформировали и закалили его характер. Первой остановкой на этом пути была убогая хижина его дяди и тети, разводивших свиней на острове Манхэттен. Но поскольку они оба постоянно пребывали в отупело-пьяном состоянии, а двое их детей-недоумков восьми и девяти лет видели в Мэтью лишь объект для издевательств — включавших регулярные полеты в большую кучу свиного навоза рядом с домом, — Мэтью по достижении семилетнего возраста тайком залез в ехавший на юг воз с сеном, зарылся поглубже и таким образом оставил позади любящие объятия своих ближайших родичей.
Далее были почти четыре месяца прозябания в порту Нью-Йорка, где он спутался с шайкой оборванцев, которые то просили милостыню у купцов и лавочников, то воровали у них же, принуждаемые к тому нестерпимыми муками голода. Мэтью узнал, каково это: драться за жалкие крохи черствого хлеба и потом чувствовать себя кумом королю, если выйдешь из битвы с расквашенным носом, но зато с чем-нибудь съедобным, зажатым в кулаке. Этот эпизод его жизни закончился, когда один из портовых торговцев призвал констебля к действию и представители закона оцепили выброшенное на берег судно, которое служило убежищем Мэтью и остальным мальчишкам. Их поймали сетями и связали, как неких брыкающихся, плюющихся, испуганных и злобных зверенышей — кем они, собственно, и являлись.
А затем большой черный фургон повез их всех — по-прежнему связанных, да еще и с заткнутыми ртами, дабы сдержать потоки грязных ругательств, которым они научились у торгашей, — по грунтовым улицам города. Четыре лошади тянули груз сопливых преступников, возница знай себе щелкал кнутом, а его напарник звоном колокольчика разгонял с дороги зевак. Фургон остановился перед зданием, кирпичная кладка которого была черна, как сажа, и блестела под дождем подобно коже припавшего к земле хищного желтоглазого ящера. Мэтью и других оборвышей без лишних церемоний вытащили из фургона и погнали через железные ворота внутрь здания. Он навсегда запомнил жуткий лязг этих ворот с накидным засовом, закрывающихся за его спиной. Потом, пройдя под аркой через еще одну дверь в холл, он очутился в неласковых объятиях Сент-Джонского приюта для мальчиков.

Петь хвалу Господу совсем не трудно, когда ты носишь чистую белую рубашку и ешь с фарфоровых тарелок, но гораздо труднее, когда ты лежишь на грязном тюфяке в спальне сиротского приюта и прислушиваешься к воплям мальчика, после полуночи вызванного в покои директора.

чень любопытно. Но какую цель может преследовать подобный шпион? Ах да, конечно же! — продолжил он, отвечая на собственный вопрос. — Докладывать испанцам о положении дел в Фаунт-Ройале. Который в будущем, увы, рискует быть переименованным в Блажь Бидвелла. Но какая роль во всем этом отведена индейцам, подкупаемым испанским золотом?

Верно. С другой стороны, почему каждый из них согласился жить в Фаунт-Ройале? Беря шире, почему вообще кто-либо, будучи в здравом уме, соглашается поселяться в далеких дремучих краях вроде этого? Однако они приезжают и поселяются, в противном случае сейчас не было бы ни Нью-Йорка, ни Бостона, ни Филадельфии, ни Чарльз-Тауна. Возьмем, к примеру, доктора Шилдса. Что побудило его отказаться от, вероятно, обширной и благополучной практики в городе ради мучений и тягот фронтира? Может, Бидвелл платит ему кучу денег? Или он сделал это из чувства профессионального долга? Или здесь нечто совсем другое

По всей видимости, они придавали этому какое-то странное псевдорелигиозное значение. Словно стирали следы греха со своих лиц или вроде того. К сожалению, они не могли обсыпать пеплом и свои сердца. Но, возможно, Джонстон просто следит за европейской модой и пытается ей подражать, хотя мне невдомек, зачем кому-либо нужно заниматься такими вещами в этой Богом забытой глуши.

Мэтью ничего не ответил, но в эту минуту он вспоминал, как в том же захудалом трактире судья настаивал, чтобы они вышли к ужину при полном параде.
— И все же это очень странно, — продолжил рассуждать Вудворд. — Если Джонстон был членом «Клуба адского пламени» — я отнюдь не утверждаю, что он им был, хотя определенные указания на этот счет есть, — зачем ему придерживаться клубных обычаев спустя годы после того, как он покинул Оксфорд? К примеру, в бытность студентом я частенько носил малиновый сюртук с зелеными кисточками на рукавах, но мне и в голову бы не пришло надеть нечто подобное в наши дни.

Это верно. Он также кажется сведущим в делах... как это он выразился... «чернофлажного братства»... Интересно.
— Что именно?
— Несколько лет назад — в девяносто третьем или около того — мне довелось разрешать в суде дело человека, обвиненного в пиратстве. Дело запомнилось мне особо, потому что он был образованным человеком, в прошлом лесоторговцем, которого разорили кредиторы. Его жена и двое детей умерли во время эпидемии чумы. Словом, он казался человеком совсем не такого склада, чтобы вдруг заняться пиратским ремеслом. И вот, помнится, он называл своих... э-э... сотоварищей «чернофлажным братством». Прежде я никогда не слышал этого термина.

иссякающей струе мутной коричневой жидкости со дна сосуда выпала на стол золотая монета. Мэтью взял ее и внимательно осмотрел, хотя и знал заранее, что это такое.
— Испанская монета, — произнес он. — Шоукомб говорил мне, что нашел ее на трупе какого-то индейца. Я видел, как он потом бросил ее в эту кружку.
— Позвольте взглянуть. — Пейн протянул руку, и Мэтью отдал ему монету.
Пейн подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть детали. Тайлер стал позади, глядя через его плечо.
— Вы правы, она испанская, — сказал капитан ополчения. — Говорите, Шоукомб нашел ее на теле мертвого индейца?
— По крайней мере, так он заявлял.
— Странно. Откуда у индейца испанское золото?
— Шоукомб считал, что...
Мэтью вдруг запнулся. Он хотел сказать: «Где-то поблизости скрывается испанский шпион». Но у него в голове отложился образ Пейна, раскуривающего сигару за банкетным столом прошлой ночью. Курение на испанский манер. Где Пейн мог приобрести привычку курить таким образом?

задачи.
Пока происходила эта небольшая стычка характеров, Мэтью с интересом наблюдал за Николасом Пейном. Точнее, за его необычным способом курения табачных листьев, свернутых в тугую трубочку. До сих пор Мэтью видел такое лишь дважды, ибо это было большой редкостью в английском королевстве понюшек и курительных трубок. Называлось это, насколько он помнил, «курением на испанский манер».

Эта ведьма почти созналась в причастности к убийству преподобного Гроува и своего супруга. Кроме того, на ее теле есть отметины, и она не может прочесть вслух «Отче наш». У нее определенно дурной глаз, а еще — и это важнейшая из улик — в ее доме под половицей были найдены соломенные куклы, с помощью которых она наводила порчу на своих жертв. Рейчел Ховарт — ведьма, и в этом нет сомнений. Это она вместе со своим чернохерым властелином сживает со свету мой город

После этой тирады он замолк и уставился на куриные кости столь мрачно, словно вместо них видел скелеты сгоревших зданий на улицах Фаунт-Ройала.
— С сожалением должен признать, — продолжил он после нескольких секунд угрюмого молчания, — что из этих условий до сих пор мало что выполнено. Да, наши фермеры делают все, что только можно сделать при такой неблагоприятной погоде. У нас нет недостатка в основных продуктах питания — кукурузе, бобах и картофеле, — а в лесу полно дичи. Но что касается коммерческих культур, таких как хлопок или табак... здесь наши усилия пока что не увенчались успехом. Население быстро сокращается, как по причине болезней, так и... — Он вновь запнулся и тяжело вздохнул. — Из страха перед ведьмой, — завершил он фразу и посмотрел в глаза Вудворду. — Я мечтаю построить здесь город. Крупный портовый город, который станет жемчужиной всех моих владений. По правде говоря, сэр, я уже понес очень большие издержки, пытаясь воплотить эту мечту в жизнь. Но я никогда и ни в чем не терпел неудач. Никогда