, с огнем надо бороться огнем, — сказал Расти. — Так говорила моя мама: «Борись с огнем с помощью огня». Может быть, во всем этом есть одна хорошая вещь: все сбросили свои бомбы, расстреляли все боеприпасы, и больше их не осталось. Оружие просто довело борьбу до конца, а старый мир по-прежнему вот он.
Глаза у нее были мягкие, лучисто-голубые. Их цвет напомнил Хатчинсу летнее небо его детства, когда все «завтра» принадлежали ему и никуда не нужно было спешить.
толстыми руками, Черный Франкенштей
Не найдя сил встать на ноги, она выползла за ворота, понурив голову. Горючие
— Точка невозврата, — сказал президент. Его остекленелый взгляд блуждал где-то далеко.
— Что? — не понял Хэннен.
— Мы готовы пересечь точку невозврата. Может быть, уже сделали это. Может быть, теперь слишком поздно и ничего нельзя исправить. Помоги нам Бог, Ганс. Мы летим в темноте и не знаем, куда, черт возьми, направляемся.
— Да, это безумие. Но, Бог свидетель, русские уважают безумие больше, чем страх.
Всегда ли, спрашивала она себя, солдаты будут воевать под разными знаменами разных вождей? Неужели войнам никогда не будет конца, ведь дело не в том, кто победит? И вот перед ней стоит ее собственный сын и задает тот же вопрос.
— Я хочу быть солдатом! — запротестовал он.
Она крепко сжала его плечо и развернула к себе.
— Нет! — сказала она, и ее янтарные глаза потемнели от гнева. — Ты хочешь научиться убивать и отнимать то, что принадлежит другим? Ты хочешь, чтобы сердце у тебя стало как камень, хочешь научиться топтать людей и думать, что это правильно? Малыш, если бы я предполагала, что ты вырастешь таким, я бы давно оторвала тебе голову! Поэтому никогда, никогда не говори, что будешь солдатом! Слышишь?
«Не делай глупостей, — предупредил он себя. — Спокойствие, парень! Веди себя спокойно!»
Рот у него открылся.
— Я люблю тебя, — сказал он.