Цитаты из книги автора Александр Терехов Немцы

– У меня не бывает плохого настроения. Бывает: переел, голодный или не выспался

сейчас главное слово — система. Надо быть, — сообщил как червячье страшное, — внутри. Всё, вся там херня — личное, неличное, правда, неправда, борьба какая-то, ты сам со своим именем-фамилией, будущее, дети — только там могут быть. Внутри. Если ты не пролез или выпал — тебя нет. Надо встроиться. Встроился — держись. Держишься, ходи с прутиком, ищи, где тут под землей финансовые потоки… Но — только в системе. Система!

Сказал бы, но в чужой душе надо вести себя, как в чужой квартире: не следить, вымыть за собой чашки. Заплатить за проживание. Не оставлять неустранимых последствий, если не оформил прав собственности. Или не собираешься это сделать в ближайшее время.

Эбергард держал эту нежную, ощутимую, несомненную тяжесть — щенка, гусеницу, — слепой кусочек ворочался, искал удобств и жил у него на руках: а ведь это я втравил ее в это дело, понял он, в жизнь.

ты точно знаешь, что Бабец с Гревцевой? Я прям не могу…
— Сырцова видит, какой Оля выходит от префекта. С какими губами. А Сырцова специалист.

Всё как-то закрутилось и закручивается само дальше и всех кружит одинаково, и не разберешь, кто разгоняет, отталкиваясь ногами, а кто едет и уже не соскочишь.

Детский требовательный взгляд всё меняет, нестерпимо. Ты должен жить, должен служить, забыть про лично себя. Стараться быть лучше. Светлей. Не пугать унынием маленьких. Не повышать голос. Не говорить плохих слов. Теряешь право заглядывать «что там в самом конце». Поэтому никто не любит обсуждать с детьми свою жизнь

председатель правления банка „Возрождение и преодоление“»,

Все девушки одиноки. Все девушки в семье несчастны. Все девушки недооценены. Недолюблены или любимы не так. Неудовлетворенны. Непоняты. И никому не нужны. Они всегда верят в парней с афиши и в то, что производит такие афиши, до дома престарелых, и дальше еще.

волосы — это маленькое личное море, личный ветер, что-то личное, что не скроешь, поэтому содержать необходимо в порядке

Прошлое, оказывается, это развалины, смотри на взорванную электростанцию, взглядом вдоль проводов: вон там еще и вон там было напряжение – где кончилось оно? Когда начали подолгу молчать? Засыпать с невысказанными обидами, недоговаривать, потому что не имеет смысла, одно и то же, всё равно ты (я) не изменишься, не поймешь

на жизни надо писать «всё это сейчас пройдет», чтобы потребитель знал с самого начала – торопись

Эбергард не спустился в метро, смотрел, паря над сочившейся раной жизни, метрополитеновским устьем, на течение нижней, обыкновенной жизни, на возникшие (казалось ему – раньше не было) сословия людей, согласившихся с пожизненной и наследственной низостью, – не горы и языки разделяли теперь русскоязычных, не полосатые столбики и мускулистые имена вождей, а – восходящий поток воздуха поднимал одних, земля же притягивала других, многих.

вот, что любовь – когда человек каждое утро выходит навстречу другому человеку и второй – тоже идет навстречу… И они встречаются на месте любви. Каждый должен за день проходить свою половину, вернее, каждый должен идти; кто пройдет побольше, кто поменьше, но обязательно, что идут оба; и если второй человек совсем не выходит навстречу – никто не сможет каждое утро всё равно (если разлучила не смерть) искать его и ждать… Какое-то время – да, в надежде – да, но – не бесконечно.

– Будет ее ждать?

– Не ждать. Просто – быть. Как облако. Как намерение.

Кому он показывал свою человечность и душевное тепло? Бога нет, людского суда – тоже

Мэр имеет право. Восточно-Южный округ, он у нас… э-э… особенный. Егору Ивановичу за работу — большое спасибо, — и сунул, не поглядев куда, в руки вскочившего Бабца букет и грамотку под душераздирающие редкие аплодисменты — словно морско-речное животное умирало и хлопало ластами.

Я о другом. О непрерывности потоков, – он сложил руками гору, чуть разомкнув ее, как вулкан. – Течет снизу – от судьи, мента, коммерса, учительницы, от попа… От последнего, на хрен, пенсионера! От каждого купленного памперса!

Я не об этом! Если всё стекается непрерывно… в одно место. Вы представляете, сколько это? Вопрос один: куда девается – всё это? Кому башляет Путин?
Хассо убрал руки и равнодушно ответил:
– Но у него же дочери… Себе на старость. Своим друзьям. У друзей дети.
– Дочерям. Друзьям… Да они б – захлебнулись давно!!! Они бы утонули там, в своих потоках! Щупальцев бы не хватило подгребать! Карманов! Затопило бы и замедлилось течение! Заторы! Любой организм когда-то насыщается. Брюхо растяжимое, но имеет ограничения по размеру! Но ведь течет! И дальше течет! И течет! Значит… Тогда: куда? Кому наверх башляет Путин?
– И кому? – Хериберт наслаждался.
Эбергард поднялся:

о другом. О непрерывности потоков, – он сложил руками гору, чуть разомкнув ее, как вулкан. – Течет снизу – от судьи, мента, коммерса, учительницы, от попа… От последнего, на хрен, пенсионера! От каждого купленного памперса!