Как сказал Гейзенбергу великий физик Поль Дирак, когда мимо проходила красивая девушка: «Погляди-ка, Вернер, какое прелестное случайное сочетание атомов!»
У моей бабушки было такое свойство – в каждом человеке подозревать еврея.
Рассказывали о нем и о его жене, которая была ужасно худая, и поэтому ее звали «Фанера Милосская».
Хотя на самом деле в этом духовном перевороте не было ничего хорошего. Это был еще один вариант советского интеллигентского двоемыслия. С одной стороны, мы за свободу и демократию, а с другой – все действительное разумно. Вечером мы читаем самиздат и ругаем старцев из Политбюро, а утром идем в КБ и увлеченно изобретаем ракеты для этих старцев, для их безумных глобальных планов. Совесть отдельно, соввласть отдельно.
Тогда отмечалось 50-летие Октября. Огромный государственный юбилей. Об этом кричали все газеты, радио и телевизор. Вся Москва (наверное, и вся страна) была в плакатах. Присловье: «Вы что, совсем опятидесятилели?» Анекдот: «Почему у тебя брюки мятые? – Потому что у меня утюг электрический. – А при чем тут? – А боюсь, включу утюг, а там что-нибудь про юбилей скажут». С тех пор, кстати, появилось это выражение – «из каждого утюга».
Ренита была просто еврейкой, а имя ее обозначало «Революция, наука и труд».
«Тут дьякон священнику и говорит: «Батюшка, сворачивайте службу, на партсобрание пора»».
«Тут дьякон священнику и говорит: «Батюшка, сворачивайте службу, на партсобрание пора»».
Однажды я между делом сказал: «…потому что я очень добрый человек…» или что-то в этом роде. Зимоненко непритворно засмеялся и всплеснул руками. «А что?» – тоже искренне удивился я. «Ты правда думаешь, что ты добрый?» – «Ну да. А что?» – «Ты что, правда не понимаешь, какой ты на самом деле злобный тип? Но это я любя, любя, по дружбе!» – и он крепко обнял меня за плечи. И все, кто стоял рядом, – разговор шел на перемене – громко засмеялись.
Обычно все писали, как говорится, в свое удовольствие. Но бывало и такое – все курят, а кто-то один вдруг вбегает и пристраивается. И тут же все остальные становятся вокруг него в кружок и начинают скандировать: «Не поссышь, не поссышь, не поссышь». И ведь действовало! Или забежит в наш сортир какой-нибудь второклассник и только пристроится, как какой-нибудь обалдуй из девятого класса как гаркнет на него: «Ты что, сюда ссать пришел? Здесь школа, здесь храм науки! Дома поссышь!» И второклассник смущенно убегал, бедняжка. А мы, конечно, дураки.