Короче говоря, Толстой был почти живым памятником, а семейная жизнь с памятниками тяжела.
Разливали готовую водку в разнообразную тару. Самой крупной мерой объема было ведро — 12,3 литра. Следующая по величине — четверть, 3,1 литра (четверть ведра). Еще такую тару называли «гусь», причем в женском роде: «одна гусь». Далее шел штоф — 1/10 ведра, и полуштоф. Последний был самой распространенной бутылкой и вмещал 0,615 литра. Но этим дело не ограничивалось: водку разливали косушками (четверть штофа, примерно 300 миллилитров) и чарками (примерно 120 миллилитров). Чарка водки была вписана как вид довольствия в армейский и флотский уставы. Самой маленькой мерой был фуфырик, он же мерзавчик, он же шкалик, — полчарки, 1/200 ведра (примерно 60 миллилитров).
Валерий Яковлевич предпочитал для работы спокойную, сосредоточенную домашнюю атмосферу. Желательно — с борщом, а музы, как известно, не умеют варить борщи.
Нину Петровскую я знал двадцать шесть лет, видел доброй и злой, податливой и упрямой, трусливой и смелой, послушной и своевольной, правдивой и лживой. Одно было неизменно: и в доброте, и в злобе, и в правде, и во лжи — всегда, во всем хотела она доходить до конца, до предела, до полноты, и от других требовала того же
Любовь открывала для символиста или декадента прямой и кратчайший доступ к неиссякаемому кладезю эмоций. Достаточно было быть влюбленным — и человек становился обеспечен всеми предметами первой лирической необходимости: Страстью, Отчаянием, Ликованием, Безумием, Пороком, Грехом, Ненавистью и т.д. Поэтому все и всегда были влюблены: если не в самом деле, то хоть уверяли себя, будто влюблены; малейшую искорку чего-то похожего на любовь раздували изо всех сил. Недаром воспевались даже такие вещи, как "любовь к любви"».
Запись из дневника Жиркевича от 12 октября 1911 года: «Загадка для меня отец Зосима, но от него веет удивительным, подкупающим добродушием. <…> Входишь в его каземат и точно попадаешь в оазис мира, молитвы, довольства среди ужасов тюремной жизни…»
Тарновская же перенесла тиф, ее кусала бешеная собака, она нюхала эфир и кокаин, у нее была ужасная наследственность: среди родственников — дегенераты, эпилептики, идиоты и маньяки. Ненормальная, невменяемая истеричка.
У него, трудоголика и умницы, была огромная библиотека на нескольких языках, он следил за открытиями в естественных науках, а кроме того, был любящим мужем и отцом троих детей.
Бракоразводное дело вел 37-летний адвокат Донат Прилуков. Дворянин, успешный и респектабельный человек, владелец собственной юридической конторы, он был известным специалистом в области права и судебной медицины. У него, трудоголика и умницы, была огромная библиотека на нескольких языках, он следил за открытиями в естественных науках, а кроме того, был любящим мужем и отцом троих детей.
Марии Тарновской адвокат говорил так:
«Эта женщина вообще к душевной любви не способна. Вы знаете, скольких мужчин, страдающих от обожания к ней, она легко переменила и безмятежно забыла. Она любила театры, ужины, туалеты, заграничные поездки, блестящую жизнь и поклонение красивых мужчин. Цветущая, здоровая, избалованная, она была уверена, что все ее прихоти естественны и законны».
Марии на суде не было. Василия Тарновского оправдали.
Супруги теперь жили раздельно. Разделили и детей: сын Вася остался с матерью, а дочь Татьяна — с отцом, и бабушка, Екатерина Петровна О'Рурк, несколько раз пыталась выкрасть внучку