Ада Айн­бин­дер Петр Чайковский. Неугомонный фатум

«Расставшись с тобой, я не могла тотчас представить себе, что еще долго тебя не увижу, но теперь, чем дальше, тем больше скучаю без тебя и сильнее замечаю, что нет со мною моего Ангела, бесподобного муженька моего! Я уже несколько раз бранила себя, что не умела упросить тебя взять меня с собой, — дорога, говорят, еще прекрасная, особенно до Казани. Я уже несколько раз сбиралась уложить все и ехать вслед за тобой, — но не смогла сделать против твоего желания; в разлуке с тобой я еще сильнее чувствую, что не могу без тебя существовать. Привычка каждый день поцеловать тебя или твою ручку так у меня велика, что я утром, проснувшись, тотчас же представляю себе тебя или твою ангельскую ручку, и первое, что мне попадется, шапка моя ночная или что-нибудь другое, целую от всей души»10.

Моя ли ты, я не знаю, но кто запретит мне любить тебя? — да я и не люблю… точно, не люблю, а обожаю — ты достойна этого. Боже! дай мне силы перенести, чего ожидаю и ожидать должен.

«Что значат эти слезы? — скажите, прошу Вас, скажите откровенно. Я не думал их видеть, но если увидел, то могу ли не полагать, что я тому причиной. Милая, обожаемая! Я давно ищу случая объясниться с Вами, но люди мешают, и, правду сказать, трудно говорить о таком важном деле, от которого зависит судьба моя. С той минуты, когда Вы произнесли роковое слово “да”, когда огонь пробежал по моим жилам, когда я считал себя наверху счастия небесного, когда все потемнело в глазах моих, и я видел только Вас — я более и более терзаюсь мыслию: не раскаиваетесь ли Вы поспешностию этого счастливого для меня слова. Трудно читать в глазах ваших, но Ваши слезы… Ах! Зачем не скрыли Вы от меня, лучше быть обманутым на время, чем навсегда. Три ночи я не смыкал глаз, Ваши слезы осудили меня не спать четвертую — не подумайте, что я сетую, нет, все это время я мысленно с Вами — мне весело, радостно, только до той минуты, когда первобытная мысль овладеет мною. Я знал — этого нельзя не приметить, страсть, или проще сказать, любовь к Вам одного молодого человека. Вы меня тогда не знали — скажите, чувствовали ли Вы к нему взаимность? — Если чувствовали, тогда из страстной любви моей позвольте основать нелицемерную дружбу и тоном дружбы сей сказать, что Вы действительно поспешили осчастливить меня, не испытав прежде своего сердца. Знайте, милая Владетельница сердец, что любовь моя к Вам не есть новость. Верите ли Вы предопределению и симпатии? Если верите, то с тем вместе, конечно, не отвергаете и предчувствие; но об этом поговорим после. Теперь Вы, одним словом, дали мне право любить Вас. Я воспылал, я Вас люблю больше своей жизни, и чем бы я не пожертвовал для Вас, не знаю. Но я в таких летах, где при этой благородной страсти рассудок не перестает действовать — рана моя еще не так глубока, может быть, я залечу ее, я в силах оторвать несчастное мое сердце от Вашего, если Вы скажете откровенно и признаетесь в поспешности. Не мучьте меня, Вы рождены с добрым сердцем, подумайте, как трудно мне будет вытерпеть это признание через четыре месяца. Тогда я не ручаюсь за себя, но теперь еще есть время, я забуду — я уговорю себя, что это был один только приятный сон, мечта; уеду, и Вы меня больше не увидите, займусь воспитанием моей сиротки и через 15 лет приеду взглянуть на Ваше счастие.

Милая, обожаемая! умоляю у ног Ваших, решите меня чем скорее, тем лучше»6.