Сам идет, полотенчико с Мюмлой. Гладкий, как надувной. Бреют их там, что ли?! А я такой сижу на скамейке, не смотрел бы на себя. Коленки пузырями, сразу под ними голые нервы, а дальше шерсть. Почему одни люди как с билборда, а другие как с помойки?
Я тогда только на тебя и смотрела. Прозрачный мальчик из чистого льна. Ты знал, что у тебя имя ангела?
Это же ты дом спалил? Ведь ты? Я сразу понял. Чтоб не ездить туда больше, к воде, да? Я не идиот. Твой отец скрывает, но мы с твоим отцом сто лет вместе. Он думал, я не пойму?
Мёкки. Ну да, дом. У нас был дом. У озера. Мама не любила туда ездить, а мы с отцом любили. На лодочке, на моторе, с ветерком! Мы и с Руплой туда ездили. Все вместе. Его со мной всегда отпускали.
Потом я не хотел больше ни плавать там, ни рыбу ловить. Вообще не хотел ездить на озеро. Хотя мама ведь далеко от того места утонула. Но все равно. Опротивело. А отец хотел, чтобы я перестал бояться воды.
Не, он не заставлял. Не бросал в воду, чтобы я выгребал, как щенок. Ничего подобного. Не-а. Просто — давай, типа, побудем на природе. На чистом воздухе. Послушаем тишину.
Какая уж там тишина. Теперь я вспомнил, как горел наш дом. Трещало будь здоров. Все тогда трещало по швам.