Цитаты из книги автора Татьяна Литвинова Сталин жил в нашей квартире: Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать

Потому что Сталин — это насилие

Иногда человек пытается справиться со своим страданием, заставив кого-то другого почувствовать то же самое.

Люди часто думают, что если о тяжелых событиях в семье не говорить, то они не будут влиять на детей и внуков; между тем происходит ровно наоборот.

Событие замалчивается, если семье недостаточно внутренних психологических ресурсов или безопасного пространства, чтобы его проговаривать, проживать и делать частью своего опыта

Защитный механизм психики, когда, при отсутствии возможности проявить реальное чувство, человек начинает испытывать противоположное, называется реактивным образованием (Мак-Вильямс, 2001)

Очень полезно изучать свой род. Это может стоить дорого, если пользоваться услугами генеалогов, или недорого, а то и почти бесплатно, если постепенно собирать информацию самостоятельно, расспрашивая родственников и направляя запросы в архивы

Об истории советских репрессий важно знать, говорить и писать, чтобы сформировать язык для такой темы, чтобы люди, усвоив этот язык, в конце концов смогли выразить и осмыслить невыносимый опыт. Тогда станет возможной проработка. Пока опыт не осмыслен, он продолжает существовать на бессознательном уровне, во многом властвуя над нами и определяя нашу жизнь.

А за что девочка из раскулаченной семьи в 12 лет осталась без родителей? Сталин, это вопрос к тебе. И вообще у меня к тебе много вопросов.

Или «возродить» каждого из погибших, дав новорожденным их имена? Я не понаслышке знаю о семьях с замещающими детьми.

Те, кто во время войны был постарше, помнят о ней больше. Моя хозяйка Мариванна пережила войну школьницей. Она рассказывала, что в их сельском доме жила еврейская семья беженцев, и в этой семье был мальчик лет пяти, Соломончик. Во время оккупации старшеклассники каждый день ходили в поле на сельхозработы. Мариванна рассказывала: «Однажды мы вернулись с поля, а их дома никого уже не было». И тихо добавила: «И Соломончика».

Тетя рассказывала, что в соседнем дворе немцы стояли на постое. Немцу по имени Курт моя тетя нравилась, он угощал ее шоколадом. У него в Германии была такая же маленькая дочка. Он брал мою тетю на руки, а мать (бабушка Нина) от них не отходила. Конечно, ей было очень страшно.

Мама помнит, как бабушка Нюся, будучи еще довольно молодой, толкала ее кулаком в бок и повторяла: «Всё из-за тебя!» — имея в виду, что из-за дочери ее не берут замуж. Да, дети уязвимы для травли, в том числе, к сожалению, и внутри семьи.

«Там известковая яма; кого похоронили — уже не найти, ничего от людей не остается».

Человек, покалеченный в лагерях, тоже возвращался психически травмированным — но жил среди нас и молчал. Молчал каждый, кто имел за плечами историю, отличающуюся от той, что написана в учебниках.

Если народ пострадал от другого народа, — это тяжело. Это больно и страшно. И такую память народы обычно хранят свято — все народы, пострадавшие от других народов. Дети у нас до сих пор играют в войну с немцами.

А бабушка все пыталась отвертеться и наконец догадалась сказать: «Я напишу мужу на фронт, посоветуюсь: брать мне эту работу или не брать». После этого от нее отстали. Тетя добавила, что прабабушку Катю тоже один раз вызывали в НКВД. Она не знает зачем.

Вот так возникают новые загадки. Но как жаль, что я уже не могу сказать бабушке Нине, какая она замечательная и как я ею восхищаюсь! И сразу мысль: а правда ли, что бабушка Нина такая умница? Хотя почему бы и нет. Ее отец, мой прадед Семенов, никого на допросе не оговорил и свою вину не признал. Наверное, бабушкин отец гордился бы дочерью, не зря она всю жизнь носила его фамилию…

И тогда решила: если однажды узнаю, что бабушка в том кабинете кого-то оговорила, я сразу же ее прощу. Это очень страшно — не вернуться домой, если у четверых детей кроме тебя никого нет. Оказалось, что я была к ней несправедлива.

Мама рассказывала: во время немецкой оккупации он закопал свой партийный билет, опасаясь, как бы немцы не узнали, что он коммунист. А когда немцы ушли и он хотел откопать билет, то не нашел место. И теперь уже стал бояться НКВД: вдруг кто-то донесет, что он был коммунистом и скрывает это? Или кто-то найдет его партбилет?

У прадеда в свидетельстве две пятерки: по поведению и по Закону Божьему. Еще он изучал паровые котлы и получил по этому предмету четверку; его не зря взяли на работу в паровозное депо, где он дослужился до инженера.

Неосознаваемая информация может подтолкнуть к действиям. В таких случаях мы говорим: «Мне почему-то захотелось… Просто так». М