Мне следовало тренировать самообладание при каждом удобном случае. Я понимала это уже давно – с тех самых пор, как узнала то, что не положено было знать.
Есть немного. Я говорила, что завтра вечером встречаюсь с Хасаром? Это будет уже в третий раз.
– Звучит как серьёзные отношения.
Сорта… Мне не по себе.
На мгновение даже визжание пил, кажется, зазвучало слабее. Унельм Гарт, самоуверенный и самодовольный, дерзкий на язык, обожаемый одной половиной Ильмора и раздражающий другую… Говорил, что ему не по себе, и не кому-то – мне.
Значит, дело и вправду было плохо.
на границу между городом и стеной ледяной белой пустоты, поглощающей все цвета и звуки. По-своему она была красивой – как будто с неба на землю плеснули ледяного молока, и оно застыло в полёте – навеки. В его глубине быстро двигались неясные тени. Не снитиры – они не подходили так близко к границам поселений людей, чтобы их можно было разглядеть. Некоторые верили, что эти тени – души погибших в Стуже. Версия не такая уж безумная, если вспомнить, что души всех обитателей Стужи легко отделялись от тел, а ястреб и охотник, по сути, становились душой и телом, чтобы их поймать.
и выбрали говорить друг с другом.
Душа зверя могла на время спрятаться в тело, и тогда оказывалась бы недоступна ястребу на его слое.
Слои Души и Мира никогда не сходились один в один, но расхождение было несущественным.
Ястреб мог видеть оба слоя – её и своими глазами – и они могли говорить, хотя и разговор этот не был похож на обычную речь. Их мысли текли, как вода, соприкасаясь друг с другом. Эрик скорее чувствовал мысли Рагны, чем слышал, время от времени выхватывая отдельное, самое важное.
И серебрение – лёгкое звёздное мерцание на всём вокруг, отличающее слой Души.
Эрик осторожно опустился на снег – снег не скрипнул, не просел так, как на слое Мира, куда выходили охотники. Теперь он чувствовал себя – видел свои ноги и руки, моргал, дышал. Он чувствовал даже сведённые брови – так, как будто всё это было настоящим, телесным.
Ему не было холодно. Отделившемуся от тела призраку не страшен даже самый жестокий мороз Стужи. Впрочем, и для него здесь хватало угроз, не прощающих ошибок, – ошибок, отвечать за которые придётся беззащитному телу, плавающему сейчас в лёгкой зелёной слизи, пахнущей рыбой и травой.