Выбор Галины Юзефович

Героиня «Йеллоуфейса» — Джун (сокращение от «Джунипер») Хейворд — не слишком удачливая молодая писательница. Первый роман Джун провалился, новых идей нет. Все, что ей остается, — это с иссушающей душу завистью наблюдать за успехом своей талантливой однокурсницы и подруги, блистательной Афины Лю, красотки китайского происхождения и восходящей звезды американской литературы.

Но однажды героине выпадает фантастический шанс. Во время празднования своего первого контракта с Netflix Афина самым нелепым образом погибает, подавившись блинчиком. И только Джун знает, что на рабочем столе у той остался лежать законченный черновик романа о забытом подвиге 140-тысячного Китайского трудового корпуса, внесшего неоценимый вклад в победу союзников на фронтах Первой мировой войны.

Соблазн слишком велик: в общей неразберихе Джун уносит рукопись Афины с собой, дорабатывает ее и публикует под собственным именем. И вот уже Джунипер Хейворд (или, как ее зовут отныне, Джун Сонг) не та унылая лузерша, которую знали окружающие, но автор громкого бестселлера, любимица прессы, обладательница гонорара с шестью нулями, а по совместительству самозванка и воровка, живущая в вечном страхе разоблачения.

Но есть вещи и похуже: не будучи китаянкой, она дерзнула выпустить книгу, повествующую о китайцах, и по нынешним временам грех этот едва ли не страшнее плагиата.

Памятуя о политкорректном морализаторстве «Вавилона», логично предположить, что в «Йеллоуфейсе» Ребекка Куанг тоже займет «образцово-правильную» позицию и, встав на сторону обворованной бедняжки Афины, примется сурово бичевать культурную апроприацию, расовую дискриминацию и имперские замашки белых. Однако — и в этом, пожалуй, главное достоинство романа — ничего подобного не происходит. В простой, казалось бы, истории преступления и наказания (да, как бы изворотлива ни была Джун, выйти сухой из воды ей не удастся) Ребекка Куанг находит многоуровневую сложность, облекая в слова то, о чем большинство не решается говорить вслух.

После недавней гражданской войны южные территории страны фактически оккупированы Китаем, жизнь в России не нищая и даже не страшная, но обшарпанная и скудноватая, перспективы скромные, общая атмосфера затхлая. Даша и Матвей, брат и сестра, едут через депрессивный российско-китайский юг — от Ростова до Пятигорска — на раздолбанной Матвеевой «Ниве». Даша — ученая из немецкого научного института, Матвей — нанятый ею водитель и решала, таскающий оборудование и (по крайней мере, в теории) разбирающийся с бытовыми проблемами. Брат с сестрой не общались много лет, но сейчас им вместе предстоит исследовать то, что на деликатном официозе называется «мортальными аномалиями», а на безжалостном народном языке — кадаврами.

За 10 лет до описываемых событий по всему югу России внезапно начинают появляться мертвые дети, ледяные, неподвижные и нетленные, как статуи. Переместить или уничтожить их практически невозможно, совсем уж игнорировать сложно, но адаптироваться и жить рядом вполне реально — ну а что, стоят себе, никого не трогают. Некоторые люди видят в кадаврах своих умерших родных, в ком-то мертвые дети пробуждают иррациональный страх и агрессию, кого-то оставляют равнодушными. Но, главное, параллельно с появлением кадавров начинаются странные выбросы соли: засаливаются плодородные некогда почвы, гибнет скот, соль оседает на одежде, портит вкус еды, проникает в жилища…

Оставаясь с нами, эти, как пишет Поляринов, «големы, слепленные из горя и памяти», становятся проклятием, мучительным напоминанием о прошлой вине, и все попытки избавиться от них лишь ухудшают ситуацию. Подобно вытесненному воспоминанию, непроговоренной боли, не вскрытому вовремя нарыву, они отравляют почву солью, а жизнь — отчаянием. И никакая грубая сила не способна с ними совладать, потому что против фантомов памяти она бессильна.

Триллер Яны Вагнер «Тоннель» начинается как классический роман-катастрофа, и тренированный читатель с первых страниц начинает ждать наперед заданной рифмы «роза». По законам жанра все герои в этой точке должны поделиться на благородных храбрецов с одной стороны и подлецов и трусов — с другой. Дальше, понятное дело, с потолка начнет капать, погаснет свет, провалится пол (ну, или случится еще что-то не менее ужасное), и медитативное ожидание сменится лихорадочным экшеном. Герои будут всех вызволять, трусы по мере сил пакостничать, выбраться на поверхность удастся не всем, но дети и животные не пострадают. Знаем, плавали.

Автор рушит наши комфортные ожидания буквально с первых страниц. То, что мы доверчиво приняли за роман-катастрофу, стремительно разворачивается в жесткую и жутковатую социальную антиутопию. Тоннель под Москвой-рекой оказывается моделью России или, если взять шире, всего мира. Точно так же, как и в реальности, люди здесь не укладываются в четкие амплуа, не делятся на хороших и плохих, храбрых и трусоватых. Они непоследовательны и подвластны сиюминутным порывам, ими движет то внезапное благородство, то лихая удаль, то злость, то сострадание, то иррациональная паника.

Подробнее: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009171/

Роман американца Дэвида Гатерсона ловко маскируется под юридический детектив. В суде живописного острова Сан-Пьедро, расположенного примерно в часе пути на пароме от Сиэтла, слушается дело об убийстве местного жителя, молодого рыбака и ветерана недавней войны (дело происходит в 1954 году), погибшего во время ночного лова. Однако в действительности большую часть текста занимают не судебные перипетии, а флешбэки, восстанавливающие прошлое главных героев и показывающие, как все они попали в ту точку, в которой находятся. Как результат — «Снег на кедрах» оборачивается не столько честным детективом, сколько пронзительной историей о старых ранах и ксенофобии (главный подозреваемый — американец японского происхождения), первой любви и ужасах войны.

Земля, лежащая в основании Йельского университета, сочится магией, которую используют тайные общества — так называемые Дома. У каждого Дома своя специализация: кто-то предсказывает будущее, кто-то наводит иллюзии, кто-то открывает порталы… И лишь один Дом — Девятый, или «Лета», — не практикует волшебство сам, но присматривает за остальными, поддерживая в Йеле магический порядок. Однажды в кампусе происходит жестокое убийство, и участнице «Леты» Алекс Стерн, девушке, способной видеть призраков, придется распутывать эту жутковатую историю. В своем романе Ли Бардуго сплавляет городское фэнтези с детективом, причем с обоими жанрами справляется великолепно. Хорошая новость: это первая часть цикла, продолжение следует.

Цикл детективов американца Роберта Маккаммона о помощнике судьи, а после частном детективе Мэтью Корбетте («Зов ночной птицы» — первая часть сериала) напоминает первые — и лучшие — детективы Бориса Акунина об Эрасте Фандорине. Только вместо Москвы и Петербурга конца XIX века Маккаммон переносит нас в Америку самого начала века XVIII. Нью-Йорк еще жалкое захолустье, Соединенные Штаты — колония Англии, в лесах кишат кровожадные индейцы и дикие медведи, а в чопорных гостиных процветает порок и плетутся самые жуткие заговоры, справиться с которыми под силу только Мэтью Корбетту — молодому, серьезному и при всем том неудержимо любопытному сыщику.

Любая попытка пересказать 700-страничный opus magnum Анны Старобинец оборачивается фиаско и недоумением. Лисы-оборотни? Оккультисты из НКВД? Зачарованные клады? Бессмертные даосы? Таинственные старообрядцы? Спящая армия императора Цинь Шихуаня? И все это в одной книге — серьезно? Да, серьезно — потому что из этой пестрой литературной ветоши Старобинец собирает текст виртуозно сложный по композиции, абсолютно захватывающий по сюжету и при этом крайне интересный стилистически. Словом, 10 из 10, по какой шкале ни меряй.

Семь талантливых и необычных студентов театрального колледжа, буквально одержимых Шекспиром. Живописное озеро в окружении леса. Дружба, пылкая настолько, что порой ее сложно отличить от влюбленности или, напротив, ненависти. Одно убийство. Шесть подозреваемых. М. Л. Рио идет натоптанной тропинкой Донны Тартт, с «Тайной историей» которой «Словно мы злодеи» вполне оправданно сравнивают чаще всего. Однако в данном случае речь идет не о механическом подражании, но о более чем успешной попытке, работая в рамках того же канона, создать нечто подлинно новое. Ну а немного Шекспира способно украсить вообще любой текст — и «Словно мы злодеи» подтверждает это правило.

В каждом романе англичанин Чайна Мьевиль проделывает один и тот же трюк: отгибает уголок скучной повседневности, обнаруживая под ним черт знает что. В «Кракене» за респектабельной витриной Дарвиновского центра вскрывается гнездо оккультистов, поклоняющихся гигантскому кальмару; секретное общество лондонмантов тайно руководит жизнью британской столицы; всесильное море открывает в городе свое представительство — четырехэтажный особняк, заполненный соленой водой от подвала до чердака, а профсоюз волшебных помощников выходит на забастовку. И посреди всего этого плотного, бурлящего, причудливого безумия молодому биологу, специалисту по моллюскам Билли Хэрроу придется, в сущности, против собственной воли спасать мир.

Второй роман из детективного цикла о приключениях полицейского инспектора Сэма Уиндема и его верного помощника, сержанта Несокрушима (так англичане переделывают трудное имя героя) Банерджи в колониальной Калькутте 1920 года, пожалуй, даже лучше первого — «Человека с большим будущим». Средь бела дня на людной улице застрелен наследный принц богатейшего индийского княжества, и для того, чтобы раскрыть дело, Уиндему и Банерджи придется отправиться на родину убитого — в таинственный Самбалпур. Мрачные ритуалы, почти непристойная роскошь, сложнейшие интриги — в романе Мукерджи есть все, чего мы ждем от детектива, действие которого разворачивается при дворе махараджи. Однако программой-минимум автор не ограничивается: в его книге найдется место и мягкой иронии, и изысканным литературным отсылкам, и искреннему сочувствию персонажам, даже самым неприятным.

В цикле о дублинской полиции Таны Френч хороши все романы без исключения, но «Тайное место», пожалуй, все же стоит среди них особняком. В парке престижной школы для девочек найден труп 16-летнего мальчика из соседней, столь же престижной школы. Он явно шел к кому-то на свидание, но дальше этой точки следствие продвинуться не может. Дело превращается в безнадежный висяк, но внезапно на школьной доске, именуемой «тайное место» (там у девочек принято вывешивать анонимные жалобы на жизнь, признания в любви или шутки), появляется записка со словами «Я знаю, кто его убил»… Тана Френч умело проводит читателя от завязки к развязке, однако попутно развлекает его аттракционами, с детективом обычно не ассоциирующимися: щемящим рассказом о детской дружбе, которой не суждено пережить взросление; о неуверенности и агрессии; и даже — только не удивляйтесь — о настоящем волшебстве.