Юрий Олеша
КОЕ-ЧТО ИЗ СЕКРЕТНЫХ ЗАПИСЕЙ ПОПУТЧИКА ЗАНДА
Я очень часто смотрю на себя в зеркало. Работая, я каждую минуту вскакиваю и подбегаю к зеркалу. Я вперяюсь в зеркало и смотрю на себя. Что я хочу увидеть в зеркале? Привычка какая-то, неизвестно как выработавшаяся. Что же… Не утешаться ли мне тем, что у всех писателей были свои странные привычки, проявлявшиеся в часы творчества: гнилые яблоки Шиллера или что-то в этом роде, холодные ножные ванны у кого-то из великих. Вот и утешаюсь: у Шиллера — яблоки, у попутчика Занда — зеркало. Противно.
Есть мужчины, у которых никогда не появляется соображение посмотреть на себя в зеркало. Они находят его внезапно. А я стараюсь заглянуть даже в зеркальный шкаф, который грузят на платформу. Поднимаюсь на носки, заглядываю, — это зеркало улетает, — стремительно возносится дом, фонарь, — я успеваю поймать свое улетающее в синеву лицо.
Нет более чистых зеркал, чем те, которые выносит на улицу мебельщик.
КОЕ-ЧТО ИЗ СЕКРЕТНЫХ ЗАПИСЕЙ ПОПУТЧИКА ЗАНДА
Я очень часто смотрю на себя в зеркало. Работая, я каждую минуту вскакиваю и подбегаю к зеркалу. Я вперяюсь в зеркало и смотрю на себя. Что я хочу увидеть в зеркале? Привычка какая-то, неизвестно как выработавшаяся. Что же… Не утешаться ли мне тем, что у всех писателей были свои странные привычки, проявлявшиеся в часы творчества: гнилые яблоки Шиллера или что-то в этом роде, холодные ножные ванны у кого-то из великих. Вот и утешаюсь: у Шиллера — яблоки, у попутчика Занда — зеркало. Противно.
Есть мужчины, у которых никогда не появляется соображение посмотреть на себя в зеркало. Они находят его внезапно. А я стараюсь заглянуть даже в зеркальный шкаф, который грузят на платформу. Поднимаюсь на носки, заглядываю, — это зеркало улетает, — стремительно возносится дом, фонарь, — я успеваю поймать свое улетающее в синеву лицо.
Нет более чистых зеркал, чем те, которые выносит на улицу мебельщик.
