Иду следом, даю Нике возможность открыть квартиру дубликатом ключа, который я вручил ей утром, но не позволяю скрыться в своей комнате: настигаю ее за порогом, хватаю за руку и дергаю на себя.
– Постой, – говорю подчеркнуто спокойно. – Не расскажешь, что произошло?
– Отпусти! – Ника сердито дергается, но я держу крепко.
– Отпущу, как только скажешь, что случилось.
Она смотрит на меня исподлобья. В глазах – несвойственная ей ярость. На щеках алеет жгучий румянец, губы приоткрылись, а грудь тяжело вздымается.
Твою мать.
То, что началось как попытка разобраться в поведении Ники, приводит к тому, что я вновь начинаю возбуждаться.
– Ничего не случилось, – шипит она, делая новую попытку вырваться, но я лишь прижимаю ее крепче, ощущая всем телом мягкость и женственность тонкой фигуры.
– Врешь, – мой голос звучит хрипло и сердито, а от ее близости все тело, особенно ниже пояса, недвусмысленно напрягается.
– Тебе какая разница? Тебя же не волнует ничего, кроме моей безопасности. – Она вызывающе смотрит на меня, задрав подбородок. Злое лицо – под стать рассерженному голосу – находится всего в десятке сантиметров от моего. Голубые глаза, превратившись в ледяные озера, сверкают от едва сдерживаемой ярости. – Я в безопасности. Что еще ты хочешь?
«Отпусти, – шепчет мой внутренний голос. – Дай ей уйти». Но я его игнорирую. В голове начинает шуметь. Не могу оторвать взгляд от ее лица. От аккуратных розовых губ, не знавших уколов, маленького тонкого носа, мелких веснушек на фарфоровой коже.
– Дай же мне пройти! – почти кричит Ника.
Я киваю, но вопреки всему продолжаю прижимать ее к себе. Мы стоим в оцепенении, уставившись друг на друга. Молчание все длится и длится, пока из груди Ники не вырывается долгий, прерывистый выдох.
Трезвый внутренний голос предупреждает меня, что я захожу слишком далеко, но я остаюсь глух к доводам рассудка. Все, что я сейчас вижу и чувствую, – тело, лицо, дыхание, от жажды обладания которыми перед глазами все плывет.
В конце концов инстинкты берут свое.
Одной рукой продолжая прижимать к себе Нику, другой обхватываю ее затылок и неумолимо тяну на себя. Лишь одно мгновение, и мой рот накрывает ее мягкие губы, заглушая стон, который тонет в нашем общем судорожном дыхании.
Мои движения резкие и жадные, а в голове пульсирует мысль, что Ника непременно должна оттолкнуть меня, и тогда я ее послушаю. Но мягкие губы покорно раскрываются в приглашении углубить поцелуй, а девичье тело подается мне навстречу.
– Постой, – говорю подчеркнуто спокойно. – Не расскажешь, что произошло?
– Отпусти! – Ника сердито дергается, но я держу крепко.
– Отпущу, как только скажешь, что случилось.
Она смотрит на меня исподлобья. В глазах – несвойственная ей ярость. На щеках алеет жгучий румянец, губы приоткрылись, а грудь тяжело вздымается.
Твою мать.
То, что началось как попытка разобраться в поведении Ники, приводит к тому, что я вновь начинаю возбуждаться.
– Ничего не случилось, – шипит она, делая новую попытку вырваться, но я лишь прижимаю ее крепче, ощущая всем телом мягкость и женственность тонкой фигуры.
– Врешь, – мой голос звучит хрипло и сердито, а от ее близости все тело, особенно ниже пояса, недвусмысленно напрягается.
– Тебе какая разница? Тебя же не волнует ничего, кроме моей безопасности. – Она вызывающе смотрит на меня, задрав подбородок. Злое лицо – под стать рассерженному голосу – находится всего в десятке сантиметров от моего. Голубые глаза, превратившись в ледяные озера, сверкают от едва сдерживаемой ярости. – Я в безопасности. Что еще ты хочешь?
«Отпусти, – шепчет мой внутренний голос. – Дай ей уйти». Но я его игнорирую. В голове начинает шуметь. Не могу оторвать взгляд от ее лица. От аккуратных розовых губ, не знавших уколов, маленького тонкого носа, мелких веснушек на фарфоровой коже.
– Дай же мне пройти! – почти кричит Ника.
Я киваю, но вопреки всему продолжаю прижимать ее к себе. Мы стоим в оцепенении, уставившись друг на друга. Молчание все длится и длится, пока из груди Ники не вырывается долгий, прерывистый выдох.
Трезвый внутренний голос предупреждает меня, что я захожу слишком далеко, но я остаюсь глух к доводам рассудка. Все, что я сейчас вижу и чувствую, – тело, лицо, дыхание, от жажды обладания которыми перед глазами все плывет.
В конце концов инстинкты берут свое.
Одной рукой продолжая прижимать к себе Нику, другой обхватываю ее затылок и неумолимо тяну на себя. Лишь одно мгновение, и мой рот накрывает ее мягкие губы, заглушая стон, который тонет в нашем общем судорожном дыхании.
Мои движения резкие и жадные, а в голове пульсирует мысль, что Ника непременно должна оттолкнуть меня, и тогда я ее послушаю. Но мягкие губы покорно раскрываются в приглашении углубить поцелуй, а девичье тело подается мне навстречу.
