По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая галеру, рыком покрыв кандальное ржанье, орут о родине Перу.
О рае Перу орут перуанцы, где птицы, танцы, бабы и где над венцами цветов померанца были до небес баобабы.
Банан, ананасы! Радостей груда! Вино в запечатанной посуде... Но вот неизвестно зачем и откуда на Перу наперли судьи!
И птиц, и танцы, и их перуанок кругом обложили статьями. Глаза у судьи - пара жестянок мерцает в помойной яме.
Попал павлин оранжево-синий под глаз его строгий, как пост,и вылинял моментально павлиний великолепный хвост!
А возле Перу летали по прерии птички такие-колибри; судья поймал и пух и перья бедной колибри выбрил.
И нет ни в одной долине ныне гор, вулканом горящих. Судья написал на каждой долине: "Долина для некурящих".
В бедном Перу стихи мои даже в запрете под страхом пыток. Судья сказал: "Те, что в продаже, тоже спиртной напиток".
Экватор дрожит от кандальных звонов. А в Перу бесптичье, безлюдье... Лишь, злобно забившись под своды законов, живут унылые судьи.
А знаете, все-таки жаль перуанца. Зря ему дали галеру. Судьи мешают и птице, и танцу, и мне, и вам, и Перу.