за новое, доселе не изведанное им блаженство, какое я ему даровала. Для него и впрямь все было внове, никогда прежде не доводилось ему сталкиваться с таинственной приметой, расщепленным отличительным признаком женщин, хотя был он как никто прекрасно вооружен для проникновения в самые глубины их лона и для воздаяния им благороднейших почестей. По некоторым его движениям, по беспокойству рук, что вовсе не бесцельно шарили по моему телу, я поняла, как жаждет он удовлетворить свое любопытство, как хочется ему посмотреть, потрогать те сокровенности, что манят к себе, сосредоточивают на себе весь пыл воображения. Радуясь любой возможности порадовать его исполнением самых дерзких юношеских желаний, я позволила действовать, как ему заблагорассудится, без удержу и стеснения.
Легко прочитав в моих глазах, что я всю себя отдаю на волю любых его желаний, он пробрался мне под юбки и рубашку и быстренько убрал эти закрывающие свет преграды, чем доставил мне удовольствие едва ли не больше, чем себе; при том, подтягивая мое платье вверх, он сопроводил это тысячью поцелуев, которыми, видимо, полагал нужным отвлекать мое внимание от того, что он себе позволял. Все мои занавеси оказались подняты и закатаны до самого пояса, я откинулась и приняла на диване такую позу, какая являла его взору всю область наслаждений и весь роскошный пейзаж, ее окружающий. Вдохновенный юноша все прямо-таки пожирал глазами и пальцами пытался открыть свету еще больше таинств чувственной темноты и восхитительной глуби: он открывает складки губ, чья мягкость, податливая и впускающая любое твердое тело, тут же обволакивает его и не позволяет проникнуть свету; забираясь дальше, он с удивлением наталкивается на плотный язычковый вырост, который, податливый и расслабленный после недавних услад, теперь под прикосновениями и ощу