Маал-Двеб отчетливо различал получеловеческие черты вампирш, склонявшихся к нему в причудливых зазывных позах. Эти экзотические раскосые глаза, похожие на смертоносные продолговатые опалы чистейшей воды, змеящиеся локоны бронзово-зеленых волос, губительный яркий кармин губ, плотоядно шевелившихся даже во время пения, внезапно пробудили в нем ощущение угрозы. Слишком поздно он попытался воспротивиться искусно наведенным чарам. Распрямившись движением мгновенным, как солнечный луч, длинное бледное щупальце одной из чаровниц обвилось вокруг него, и колдун, несмотря на тщетные попытки отбиваться, в мгновение ока очутился на ее ложе.
Сестры ее немедленно прекратили пение и разразились ликующими вскриками, шипящими и пронзительными. Те, что располагались по соседству от поимщицы, в предвкушении залопотали, надеясь, видимо, что та поделится с ними добычей.
Маал-Двеб, однако, смог теперь пустить в ход свои колдовские способности. Не выказывая ни страха, ни беспокойства, он пристально разглядывал прелестное чудовище, которое затянуло его на край своего бархатного ложа и теперь ласкало плотоядным взглядом.
Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном и, таким образом при помощи первичных законов магии получив власть над своей захватчицей и над всем ее племенем, в мгновение ока освободился от пут. Женщина-цветок, в чьих странных глазах промелькнули страх и изумление, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал-Двеб принялся успокаивать и утешать ее на полубессвязном языке этого племени. Вскоре он завоевал расположение всех остальных сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно позабыли свои кровожадные намерения и свое изумленное замешательство и, казалось, приняли чародея так же, как принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.
Разговорившись с ними, волшебник убедился в правильности сведений, которые получил, разглядывая крошечный шарик в своем планетарии. Поскольку по природе своей женщины-цветы были ближе скорее к растениям и животным, нежели к людям, их мысли и эмоции были мимолетными, но потеря одной за другой пяти сестер, по одной каждое утро, наполнила их горем и ужасом, которые они были не в состоянии забыть.
Сестры ее немедленно прекратили пение и разразились ликующими вскриками, шипящими и пронзительными. Те, что располагались по соседству от поимщицы, в предвкушении залопотали, надеясь, видимо, что та поделится с ними добычей.
Маал-Двеб, однако, смог теперь пустить в ход свои колдовские способности. Не выказывая ни страха, ни беспокойства, он пристально разглядывал прелестное чудовище, которое затянуло его на край своего бархатного ложа и теперь ласкало плотоядным взглядом.
Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном и, таким образом при помощи первичных законов магии получив власть над своей захватчицей и над всем ее племенем, в мгновение ока освободился от пут. Женщина-цветок, в чьих странных глазах промелькнули страх и изумление, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал-Двеб принялся успокаивать и утешать ее на полубессвязном языке этого племени. Вскоре он завоевал расположение всех остальных сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно позабыли свои кровожадные намерения и свое изумленное замешательство и, казалось, приняли чародея так же, как принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.
Разговорившись с ними, волшебник убедился в правильности сведений, которые получил, разглядывая крошечный шарик в своем планетарии. Поскольку по природе своей женщины-цветы были ближе скорее к растениям и животным, нежели к людям, их мысли и эмоции были мимолетными, но потеря одной за другой пяти сестер, по одной каждое утро, наполнила их горем и ужасом, которые они были не в состоянии забыть.
