Эд написал то, что долго созревало в нем — музыка, словно вырвалась у него из груди, разлилась весенней грозой, застучала капелью и добавила многоголосье колокольчиков. В ней не было каминного огня, в котором потрескивают дрова, хруста снега и завораживающего перелива сосулек, как в предыдущих мелодиях. Как не было и танца снежинок, руководимых метелью, что нет-нет да проскальзывали в той, другой музыке, написанной для жены. Это была полная, ранняя весна, еще прохладная, но уже завладевшая миром