батя не мать, тонкие материи не чует. Он просто вздыхает и произносит вполголоса:
— Витя стесняется, якобы он толстый. Ты только не выдавай ему, что я тебе сказал.
— Толстый?
Брат действительно выглядит жирнее, чем я в его возрасте. Пухлые щеки на чуть смуглом лице — в маму, мясистые ляхи — непонятно в кого.
— Да, толстый, — почти шепчет батя. — И Витя злится, если касаешься этой темы.
— Ему надо объяснить, что все в порядке. Поговорить с ним.
Батя фыркает:
— Думаешь, если убеждать: «Не стесняйся, ты не толстый», то он перестанет стесняться? Не смеши.
— Нет, я имею в виду, объяснить, что стесняться — нормально.
— Что значит объяснить? Конечно, мы с ним обсуждали. Но это без толку. Ты меня вот слушал в четырнадцать? Нет. Я тоже отца не слушал. Я, кстати, тоже стеснялся, но стеснялся, что я тощий.
— То есть, по-твоему, советов папа давать не должен?
— Должен, но в конкретных вещах. Как, например, бить грушу, чтобы не сломать пальчики. Или готовить омлет. Или — чем питаться, если хочешь сбросить вес. А глобально советовать на хрен надо. Только грузить.
Я чувствую, что батя не совсем прав, но контраргументы в голову не лезут.
После ужина заглядываю к брату. Тот валяется с айпадом на кровати. В комнате несет чем-то химозно-перченым — видимо, опять заныкал чипсы в бельевом шкафу. Родители разрешают их ему только по воскресеньям.
— Привет еще раз, — начинаю я настолько беззаботно, насколько могу, но получается все равно на­игранно. — Как жизнь?
— Нормально, — отвечает брат, не отрываясь от айпада.
На стенах висят глянцевые аниме-постеры, календарь с хоккеистами. Крошки под столом — точно