Ньюйоркцы — большие мастера делать вид, что ничего не замечают. Они игнорируют тех, кто докапывается до других пассажиров в метро, людей, расхаживающих с питонами на плечах, и всех, кто предлагает вместе пообедать на Таймс-сквер.
Но в знойный августовский полдень, когда город превратился в сплошной жаркий пузырь, женщина в шубе до пят, бежавшая по Мэдисон-авеню, прямо-таки требовала к себе внимания. Пока она неслась мимо в своем норковом коконе, истекающие по́том посетители уличного кафе на Восточной девяносто четвертой улице не могли не пялиться на нее.
Не исключено, отчасти из-за запаха, исходившего от несвежего чернильно-черного меха, который она нацепила. К этому амбре примешивалось еще что-то тошнотворно-сладкое и неприятное. Рвота. Ее остатки запеклись корочкой вокруг рта женщины. Засохшие брызги застряли в волосах. Она не