Адам Сильвера Сын вечности

Страх — это феникс.
Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает,
но он все равно будет возвращаться.

Ли Бардуго.
Продажное королевство*

Страх — это феникс.
Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает,
но он все равно будет возвращаться.

Самая мощная сила — живое сердце. Ты герой, потому что человек.
Быть человеком — главная сила.

— Для того, кто так любит жизнь, у тебя на руках многовато крови.

— Нет никаких избранных, — говорит Марибель. — Мы сами выбираем, сражаться нам или нет.

Страх — это феникс.
Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает,
но он все равно будет возвращаться.

Плохой он или нет, но жизнь — это жизнь, и я не собирался ее отнимать. Я не хочу быть таким только из-за того, что обрел силу.

— Необязательно быть избранным, чтобы творить добро.

— Пруденция, даже тебе придется признать, что я проявил невероятную храбрость и заснял схватку, как настоящий журналист.
— Никакой ты не журналист. Ты фанатик, которому плевать на собственную жизнь и на жизнь брата, — говорит она жестко. — Брайтон, твоя жизнь не стоит пятнадцати минут славы.

— Ма, ты не представляешь, как бы я разбогател, будь это мое видео.
— Никакие деньги не стоят того, что я могла потерять все, что у меня осталось, только потому, что ты воображаешь себя взрослым.

— Герои не считают трупы.
Он вдруг замолкает. Мы смотрим друг на друга как на шахматную партию, закончившуюся патом. Оба короля живы, но никто не победил.

Страх — это феникс.
Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает,
но он все равно будет возвращаться.

Брелки со знаком Чароходов — созвездием, похожим на тварь, делающую шаг. Самые яркие звезды горят на запястьях, ступнях и на сердце. У новой волны Чароходов официального мерча нет, но у меня над столом висят принты в рамках. Один даже с автографом Уэсли Янга — награда за участие в кампании по сбору средств на одно из их тайных убежищ.

— Не смей говорить мне о напрасных смертях! Не тогда, когда ты мешаешь мне выяснить, кто подставил и убил моих родителей! — Марибель закрывает глаза и качает головой. — Зря я в тебя поверила. Зря мы все поверили.
Она выбегает наружу и громко хлопает дверью.
Я никогда и не утверждал, что буду героическим спасателем, но чувство вины, которое горит внутри, невыносимо.
— Теперь будешь разговаривать? — спрашивает Айрис.
— Вот только с ним буду, — Эдуардо указывает на меня.

— Ты ничего не должен Чароходам только потому, что они нас спасли. Но знаешь что? Переспи с этой мыслью. Сегодня мы как будто катались на американских горках, не пристегнув ремень. Я тебя знаю. Ты пожалеешь о том, что ушел, упустив шанс сделать добро.
Кажется невозможным, чтобы кто-то знал меня, учитывая, что я сам о себе ничего не знаю.
— Ты правда не поедешь в Лос-Анджелес завтра?
— Нет. Я с тобой до конца.
— Ты же расстроишься, если я уйду из Новы?
Брайтон вздыхает.
— Я бы, конечно, хотел, чтобы у нас у обоих были силы. Короли света. Огненного света. Но я стану твоим помощником и буду бороться за твою жизнь, пока мы не поймем, как тебя спасти.
Я плачу, мы бьем друг друга кулаком в кулак и свистим. Все же в моей жизни существует огонь, который не задуть даже сегодняшней буре.
— Ты мне не помощник. Ты мой брат.

В кои-то веки она права, — говорит Марибель. — Становись Чароходом. Развивай свою силу и заставь их пожалеть о том, что они назначили тебя мишенью.

— Эй, — окликает меня Брайтон.
Я залезаю на генератор и смотрю на город. Брайтон садится рядом.
— Твоя сила может изменить наш мир, — произносит Брайтон после затянувшегося молчания. — Разве не об этом мечтал маленький Эмиль?

Ваш отец никогда не говорил ничего плохого про человека, который тебя бросил, кто бы это ни был. Он принес тебя в больницу, и тобой занялись врачи и медсестры. Вот такой он был. Он сразу решил защищать тебя — так же, как когда первый раз взял Брайтона на руки. Бегал между вами.

ва клюет носом, но тут же вскидывается.
— Может быть, наша теория о том, что дух возрождается в чужом теле, неверна. Твоя мать сказала, ты весь горел. Возможно, это не потому, что твой отец нашел тебя на солнце, а…
— Я родился в пламени, — говорю я.
— Переродился, — поправляет Марибель.
— А дальше вы что начнете предполагать? Что я избранный, которому суждено положить конец этой войне? — Я жду ответа, но все молчат. — Да перестаньте.
— Нет никаких избранных, — говорит Марибель. — Мы сами выбираем, сражаться нам или нет. Но ты, кажется, имеешь к этой войне чуть больше отношения, чем другие.
— Если ты останешься с нами, мы сделаем из тебя непобедимое оружие. Каким был Батиста, — говорит Айрис.
Бросаться огнем — это не пассивная способность. Я понимаю, что могу переломить ход любой битвы. Но я не хочу становиться отточенным кинжалом или заряженным жезлом.
— Вот насчет Батисты не надо, ладно? Это прошлая жизнь, которой я не помню. Круто, что он был героем, но это вовсе не значит, что я тоже должен.

Пока она молотит призрака, косы дергаются как веревки. Атлас Хаас парит над шатрами и изо всех сил пытается сдержать пламя струями воздуха, бьющими из ладоней. Его светлые волосы взъерошил ветер. У него нет шанса против огня. Пламя ползет к жилым домам с одной стороны и захудалому бару с другой; жители и посетители поспешно выбегают на улицу.
Сердце у меня грохочет. Вали отсюда, вали отсюда, вали отсюда.