Для общения Волк также использует свой запах, оставляя в нужных местах метки или же просто потершись о тот или иной предмет (или о Торака), причем он делает это так ловко, что даже Торак толком ничего заметить не успевает.
— Да, они наверняка существуют, — кивнул Фин-Кединн. — Ты сам подумай, Торак. Есть по крайней мере один, о котором нам давно известно. Я имею в виду тот, что хранится у Пожирателя Душ, живущего за Морем. Только с помощью такого осколка этот колдун мог вселить злых духов в медведя, убившего твоего отца.
Торак с трудом заставил себя спокойно все это выслушать, а потом спросил:
— Сколько же их всего, осколков этих?
— Не знаю, — признался Фин-Кединн.
— Три, — очень тихо сказала вдруг Ренн. — Их всего три.
Торак и Фин-Кединн изумленно уставились на нее.
— Три красных глаза в темноте... Я это видела во сне. Один забрало Море. Один — Повелительница Летучих Мышей. А еще один... — Голос у нее сорвался. — Где же еще один?
Фин-Кединн беспомощно развел руками:
— Этого мы не знаем.
Она стояла по ту сторону костра. И ему показалось, что на ее лице он видит тот же страх, какой жил и в его душе.
— Надеюсь, ты от нас уходить не собираешься? — напрямик спросила Ренн.
Торак ответил не сразу:
— Если бы собирался, то ты бы первая об этом узнала.
Она подобрала с земли палку, поворошила угли в костре и спросила:
— Чего ты так боишься?
— Почему боюсь? О чем ты?
— Не знаю. Просто я что-то такое чувствую.
Он промолчал.
— Ну хорошо, — сказала Ренн и отбросила палку в сторону. — Я попробую угадать. В пещере у тебя на лбу я видела знак, нарисованный кровью. И ты сказал, что это очень плохой знак. Это потому... потому, что они заставили тебя принять участие в жертвоприношении?
Догадка была почти правильной, но все-таки не совсем. И Торак решил, что лучше ему придерживаться именно этой версии.
— Да, — сказал он. — Ты права. Это был первый из тех девяти Охотников. Сова. И эту сову убил я.
Казалось, вся кровь разом отхлынула у Ренн от лица, и Тораку стало не по себе. Что же с ней будет, если она узнает и все остальное?
Впрочем, она быстро взяла себя в руки и с деланым спокойствием пожала плечами:
— Ну и что? Ведь, в конце концов, и я делаю оперение для стрел из перьев совы. Хотя и не убиваю сов ради этих перьев. Обычно я жду, чтобы мне попалась в Лесу мертвая птица или кто-то принес ее мне... — Ренн вдруг умолкла, поняв, что говорит слишком быстро, и прикусила губу. — Ничего страшного, Торак, все еще можно исправить. Можно очистить твои души от совершенного зла — для этого существуют разные способы...
— Ренн, послушай.
— Тебе никуда не нужно уходить! — решительно сказала она. — Этим ты все равно ничего не добьешься и ничего не исправишь.
Торак молчал, и Ренн с еще большей настойчивостью прибавила:
— По крайней мере, хотя бы поговори сперва с Фин-Кединном. Вот поклянись мне прямо сейчас, что никуда не уйдешь, пока с ним не посоветуешься!
Ее взгляд был таким открытым, таким исполненным надежды, что Торак пообещал ей непременно в ближайшее же время поговорить с вождем племени Ворона.
Но когда Ренн ушла, он в полном отчаянии уронил голову на колени. Ему казалось, что он снова бредет по льду со связанными за спиной руками, а Сешру, Повелительница Змей, проводит пальцем ему по щеке и шипит: «Ты никогда не сможешь от меня отделаться!»