Вера слушала его, и ей не верилось, что это она, Вера Обухова, стоит, чуть покачиваясь на тонких шпильках, на желтом блестящем паркете музейного зала и впитывает всеми органами чувств саму красоту, само совершенство… Она теперь имеет право на духовную жизнь, на полное очищение, на возвышение, на воспарение над с
продавщицам из этого отдела, запомнили они и ее молодого человека. Они сказали, что он был очень красив…
— Но… насколько я знаю этих людей, — проговорил Руденко, — они все симпатичные, рослые, яркие… Один Либин, ваш, извините, покойный муж, словно сошел с обложки киножурнала…
— Нет, это не он… — просто заметила она и как ни в чем не бывало продолжила: — И не смотрите на меня как на умалишенную. Я знаю, что говорю…
— Но почему Игудин? — хором спросили ее мужчины, потому что на улице Некрасова до того, как уехать в Израиль, жил именно он.
— Да потому что его в школе звали Аполлоном… — еще более туманно ответила она.
даже Кайтанову, — холодно отозвалась