Засыпали мы наши души хламом повседневных забот и привыкли жить без души, до того привыкли, что и не замечаем, какие все мы стали деревянные, бесчувственные, мёртвые.
Тихон Павлович любил чувствовать себя довольным собой и своей жизнью, и когда чувствовал так, то намеренно и искусственно усиливал своё настроение постоянным напоминанием себе о своей зажиточности, об уважении к нему соседей и обо всём другом, что возвышало его в своих глазах.
– Жизнь… Колебание одно только… рябь.
– Стой! – сказал Тихон Павлович
С больной головой, разбитый и мрачный, он трясся в телеге и чувствовал в груди мерзкий, горький осадок после четырёхдневного кутежа.
Ночью, на пятый день после описанного, Тихон Павлович возвращался со станции домой, на хутор.
Хочу плясать! – всё ещё стояла на своём Аннушка.
Пошёл и я! – ухарски крикнул он и, громко топая ногами, пустился вслед за ней.
– Загулял Тихон! – угрожающе выкрикнул мельник. – Возобновился человек!
– Душу мою пронзили! Будет – тоска моя! Тронули вы меня за сердце… то есть, часу у меня такого не было в жизни!