Люди буквально танцевали на улицах, в том числе под песню Дэвида Хассельхоффа «Looking for Freedom» [19], которая в 1989 году восемь недель занимала первую строчку чартов в ФРГ. Пройдет совсем немного времени, прежде чем Хассельхоффа привезут в Берлин, где он наденет украшенный лампочками костюм и исполнит эту песню, стоя рядом с развалинами Стены.
Желание Хонеккера вернуть себе бразды правления было столь велико, что врачи, обнаружившие у него рак, предпочли не сообщать об истинной причине боли, опасаясь его гнева
По некоторым оценкам, на каждых 180 граждан приходилось по одному штатному офицеру тайной полиции. Для сравнения, в СССР этот показатель равнялся примерно 1 на 600
Германия объединяется после превращения территории ГДР в пять новых земель ФРГ; став частью ФРГ, эти земли немедленно попадают под юрисдикцию ЕЭС и НАТО, в результате чего эти организации впервые за эпоху после крушения Стены расширяются на восток.
Ошибки правящего режима и успехи революционного движения осенью 1989 года, наложившись друг на друга, придали и активистам, и рядовым гражданам ГДР уверенности, необходимой, чтобы ухватиться за представившуюся возможность и превратить неуклюжую пресс-конференцию в капитуляцию режима, контролировавшего их жизни. Однако, восточные немцы повели себя отнюдь не так, как предсказывал Токвиль: они не прибегли к неминуемому (на его взгляд) насилию. То, что современные эксперты до сих пор недооценивают важность этого достижения, изумляет Биртлер и других бывших революционеров из ГДР. По ее мнению, сторонние наблюдатели склонны считать, что «свободу нам принесло падение Стены». Биртлер видит в такой трактовке фундаментальную ошибку — и она права. В действительности «все было как раз наоборот. Сначала мы боролись за нашу свободу, а уже потом, в результате борьбы, Стена пала».
Принимая во внимание трагизм истории XX века, немцы правильно делают, что с осторожностью прославляют свои победы.
Хрупкие информационные панели на Борнхольмер-штрассе не так бросаются в глаза и вряд ли вызовут чувство национализма и упоения победой, в отличие от грандиозных статуй. К тому же небольшие мемориалы можно найти в разных точках вдоль бывшей Стены (сейчас на этом месте велосипедные дорожки) — в основном там, где при попытке ее преодолеть были убиты люди. Есть еще мемориал на Бернауэр-штрассе, однако там фонд «Берлинская стена» занимается сохранением памяти о бесчеловечности Стены, а не прославлением — в триумфальной манере — событий, приведших к ее падению. С этой целью фонд поддерживает (помимо помощи другим мемориалам) в порядке уцелевший отрезок Стены и инсталляцию, посвященную тем, кто у нее погиб.
Для сравнения: хотя место первого прорыва Стены на Борнхольмер-штрассе и было переименовано в площадь 9 ноября 1989 года, самым крупным строением там остается продуктовый супермаркет. Есть информационные панели, объясняющие прохожим, что именно когда-то произошло на этом месте, но постепенно они разрушаются из-за погоды и вандализма — и их невозможно сопоставить с масштабными американскими мемориалами.
Владимир Путин — офицер отдела КГБ в Дрездене — уехал на родину, полный сожалений о том, как «Советский Союз утратил свое положение в Европе». Он начал политическую карьеру, желая вернуть России как минимум то ее место, которое ей — по его мнению — принадлежало по праву.
Падение Стены не было подарком от политических элит — восточногерманских или каких-либо других, и оно никоим образом не было предопределено. Открытие границ стало результатом совокупности действий непосредственных участников (и их незаурядной смелости) и случайных событий. Все эти факторы сложились в четкой, но совершенно незапланированной последовательности. А масштабная — и успешная — мирная революция, в рамках которой пала Стена, была поистине редким явлением, которое следует внимательно изучать, а не списывать со счетов. История 1989 года демонстрирует то, как много элементов должны сложиться определенным образом, чтобы подобная революция достигла цели.