В приложении удобнее
Цитаты из книги автора Нью-йоркский обход
Чем меньше мы знаем, тем афористичнее наши суждения.
Медитирует тот, кому больно; молится тот, кому страшно.
Если ты живешь в Южном Бронксе, тебе незачем смотреть боевики.
Мнительность и ипохондрия — свойства любого зрелого человека.
Надо бы наконец привыкнуть к мысли, что каникулы закончились; научиться отдыхать наплаву, как это делают акулы, — половина мозга спит, другая половина бодрствует, потому что нельзя останавливаться.
Страх перед возможностью узнать худшее – сильнее, чем страх неопределенности.
Но вот Земля снова съежилась до размеров одного города-микрокосма, и теперь на этом пятачке умещаются все народы мира. Нью-йоркский Неаполь граничит с Дублином, Афины — с Каиром. Есть здесь и города — призраки прошлого, муляжные копии того, чего больше не существует: отголоски советской Одессы на Брайтон-Бич, или светский, дореволюционный Тегеран в Грэйт-Неке, или восточноевропейский штетл в Боро-парке (одно из последних мест на Земле, где главный язык — идиш).
Страх — с детства, но теперь, повзрослев, начинаешь понимать, что это нормально, все так живут. Взросление одомашнивает страх. Как будто все время идешь по канату и при этом стараешься наслаждаться прогулкой, любоваться видом…
Для начала вы, как водится, должны сосредоточиться на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох. Но обезьяний ум не дает вам покоя, то и дело напоминая о теле. Где-то что-то ноет, покалывает, чешется. Вы не должны пытаться подавить в себе эти сигналы. Наоборот, ваш мысленный центр временно переносится в область тела, и, продолжая сидеть неподвижно, вы отмечаете этот зуд, констатируете его, повторяя про себя: „чешется, чешется, чешется…“ Через некоторое время обезьяне вашего ума надоест такое повторение, и вы увидите, как неприятное телесное ощущение исчезнет само собой, уступая место какому-нибудь внешнему стимулу — например, тиканью часов. Пока вы пытаетесь игнорировать это тиканье, у вас ничего не получится. Но как только вы сосредоточитесь на нем, повторяя „тикает, тикает, тикает“, оно исчезнет. Не желая успокаиваться, обезьяна подсунет вам какую-нибудь навязчивую мысль, и вы отметите ее: „вспомнил о неоплаченном счете, о неоплаченном счете, о неоплаченном счете…“ Потом вы почувствуете умиротворение и сонливость, но, не поддаваясь соблазну, сосредоточитесь на своем состоянии и будете мысленно повторять „клонит ко сну, клонит ко сну, клонит ко сну“, пока не проснетесь».
Индийская философия начинается с размышлений о природе страдания, это верно. Но она, в отличие от западной, не одержима вопросом божественной несправедливости. Если существует страдание, значит должен быть и способ его устранения. На этом и надо сосредоточиться.
Выживать проще, чем жить. Выживание — это просто долбежка в одну точку.
а самом деле, по части прогнозов современная медицина давно переплюнула метеорологию.
Папа, как истинный кореец, ставил работу превыше всего. Дескать, труд облагораживает. Облагораживает, конечно, но ведь и заглушает много чего. Выживать проще, чем жить. Выживание — это просто долбежка в одну точку.
Для моей мамы шестидесятые (школьные) годы — золотой век человечества, а Москва того времени — эталон, по которому оценивается любой новый географический пункт. Что-то в этом есть: путешествие как попытка вернуться в исходную точку.
Умение дружить — одно из лучших человеческих качеств, и эта добродетель, кажется, нередко бывает свойственна тем, кто вырос в индийской культуре.
Медитирует тот, кому больно; молится тот, кому страшно
Человеку нужно утешение, а западная медицина неутешительна так же, как неутешителен атеизм или имперсонализм адвайты. Мне, приверженцу авраамической религии, это более чем понятно
Я убежден, что наука — это ширма, за которой Всевышний прячет свои чудеса, но наши люди не верят в науку, а значит не верят и в Господа. Они верят в духов.
Любая молитва есть медитация, а медитация — это не просьба и даже не обращение. К кому и зачем обращаться? Есть только Брахман, остальное — майя
В Катха-Упанишаде сказано: «Сто один путь исходит из сердца; один из них ведет к верхушке головы