Цитаты из книги автора Варлам Шаламов Артист лопаты (сборник рассказов)

Самое главное — пережить Сталина. Все, кто переживут Сталина, — будут жить.

уходили, как бы умирая, умирали, как бы уходя

Андреев ощупал в кармане бушлата обломок пайки белого американского хлеба, оставшийся от обеда. Была тысяча способов продлить наслаждение пищей. Можно было лизать этот хлеб, пока он не исчезнет с ладони; можно было отщипывать от него крошки, мельчайшие крошки, и сосать каждую крошку, ворочая ее во рту языком. Можно было поджарить на печке, всегда топящейся, подсушить этот хлеб и есть темно-коричневые, обожженные кусочки хлеба — еще не сухари, но и не хлеб. Можно было резать хлеб ножом на тончайшие пластины и только тогда подсушивать их. Можно было заварить хлеб горячей водой, вскипятить его, размешать и превратить в горячий суп, в мучную болтушку. Можно было крошить кусочки в холодную воду и солить их — получалось нечто вроде тюри. Все это надо было успеть сделать за те четверть часа, что оставались у Андреева из обеденного перерыва. Андреев доедал хлеб по-своему. В маленькой консервной банке кипятилась вода, пресная снеговая вода, грязная от попавших в банку мельчайших углей или стланиковой хвои. В белый крутой кипяток Андреев совал свой хлеб и ждал. Хлеб раздувался, как губка, белая губка. Палочкой, щепкой Андреев отрывал горячие кусочки губки и вкладывал их в рот. Размокший хлеб исчезал во рту мгновенно.

я возвращался не из командировки. Я возвращался из ада.

вот это все и запомнилось мне как первое счастье, непрерывное счастье воли.

Я не услышал гудка паровоза.

самое дорогое, самое важное для человека — время, когда рождается родина, пока семья и любовь еще не родились.

У заключенного и бывшего заключенного нет друзей.

Ты что сдашь? Душу сдашь?
— Нет, — сказал я. — Душу я не сдам.

Но ведь был живой человек — номер пятьдесят девятый. Он-то мог сказать, что кличка «Берды» принадлежит ему? Мог, конечно. Но каждый развлекается как может.

свобода — или счастье умереть не от голода, не от побоев, не на лагерных нарах, а в бою, с оружием в руках.

колымская природа были всегда в союзе с начальством, были враждебны одиночке-беглецу.

растленных и продажных, голодных, ненавидящих друг друга людей, наполняющих лагеря.

Главная опасность — не в конвое, не в надзирателях, а в своих товарищах-арестантах, тех, которые живут одной жизнью с беглецом и рядом с ним двадцать четыре часа в сутки.

В приисковом забое можно проработать пять недель.

либо умерли, либо ушли в инвалидные роты полумертвецами.

тебе это не претит, тебя это не возмущает. На брезгливость и возмущение такими вещами не хватает физических сил, просто места не хватает, где могли бы жить чувства подобной тонкости.

Огонь вечернего солнца перекатывался в его глазах, и глаза беглеца казались горящими — очень красивое зрелище.

поистине героический поступок, подвиг, требующий удивительной выдержки, гибкости ума, физической крепости — всех человеческих качеств одновременно

сила понадобилась большая, чем их мужьям-арестантам