— Он умный, — сказала она. — Целеустремленный. Амбициозный. Я думаю, он далеко пойдет. Но один.
— Combien? [2] — спросил он.
Толстуха взяла огрызок карандаша, подсчитала на бумажке и сообщила ему. Он полез в карман, заплатил, повернулся, улыбнулся Эмме и направился к двери.
Она едет домой! Через два дня она будет там. Дождик сек ей лицо, а ее вдруг охватило нетерпение — больше ждать невозможно! — и, счастливая, она пустилась бежать и пробежала всю дорогу до маленькой épicerie [1] на бульваре Сен-Жермен, где она купит корзину.
кожа как абрикос и сложена как богиня
небе ни облачка. С северо-запада на залив накатывали косые волны, и море было словно расчерчено разноцветными полосами: от сине-фиолетовых до бледно-бирюзовых. Вид с вершины холма уходил в бесконечную даль, в туманное марево, как бывает лишь в разгар лета. Вдоль вьющегося лентой шоссе крутыми уступами спускался вниз раскинувшийся вокруг порта город — путаница узких мощеных улочек, белые дома, блеклые скошенные крыши.
Довольно трудно справедливо судить о людях, которых ты не очень хорошо знаешь
Хелен глубоко вздохнула. Безнадежно... Она знала, всегда знала: сколько ни говори, Роберта не убедишь сделать что-то, что он не намеревался сделать сам. Никогда в жизни его ни в чем нельзя было убедить. Напрасная трата слов; она уже пожалела о своем порыве
Приношу извинения. Не мое это
Красивой ее вряд ли можно было назвать — слишком резкой лепки лицо, с высокими скулами, прямой нос и волевой подбородок, — но неожи
Мы обе хотели, чтобы Бен соответствовал нашим представлениям о том, каким должен быть хороший муж и отец. Муж — милым и надежным, а отец — домашним. Это было не более разумно, чем стараться загнать в клетку леопарда. И если подумать — до чего же скучны леопарды в клетке!