Бабушка предупреждала: выходя, оставляй на вратах кровавую метку, чтобы иметь возможность вернуться.
Еще бабушка предупреждала: не забредай в туман, а если уж забрела, ищи красную канарейку и следуй за ней.
Вот только бабушка никогда не предупреждала: если встретишь меня в тумане, беги. Беги без оглядки.
Питер ненавидит оранжевый цвет. Даже от мандаринов отказывается. Потому что каждый день ему дают таблетки из оранжевого пузырька с ватным шариком под тугой крышкой. После них он становится вялым и сонным. Каждую неделю на приеме у врача Питер надеется, что таблеток больше не будет. Он ведь просто говорит правду. Он не виноват, что никто не видит Кая.
в жизни — когда они с папой, Серегой и Ольгой приехали в дом престарелых, где скончался Ольгин отец.
Леха не помнил, как выглядело здание и что было внутри. Помнил лишь, как они попали в комнату, где раньше жил дед. Там остались его вещи и два соседа.
От одного пахло куревом и водкой, он сразу ушел. Второй как сидел на кровати, сложив руки на коленях, так и остался. Он покачивался, глядя вдаль, а лицо его без устали двигалось.
Каждая морщинка жила собственной жизнью. Десятки складочек плясали жутковатую мимическую пляску. Сосед жевал губами, хмыкал, кивал — словно внимательно слушал кого-то невидимого — и без устали повторял: «Жизнь такая, Надь. Ничего не поделаешь».
Формально подобное назначение считалось повышением, фактически — каторгой. Мастериц хорошо кормили и одевали, они могли со временем стать «ткачами» и войти в элиту ордена. Если доживут.
— Я по левой стороне до конца улицы позакрываю! — крикнула Майя и испугалась собственных слов. Никита обернулся, положил ладонь на грудь и благодарно кивнул.
«Что я делаю? Что я делаю? Что я делаю?» — билась в голове отчаянная мысль, а ноги уже несли женщину к ближайшей хате на левой стороне.
Странное это было чувство. Словно с детства знакомые дома и люди стали чужими. В глаза бросались раньше незамеченные детали: от калитки до двери дома Сидоровых семь больших шагов, оконные рамы Ивановых желтого цвета, а у их соседей справа растут ноготки в проржавевшем тазу. Сама Майя, недавно еще потерянная и полная забот, в миг стала кем-то другим. Хозяйкой, без стука, вбегала в чужие дома.
— Быстро в подвал! Я за Закрывающего, — командовала она громко, и соседи безропотно слушались. Если кто и удивился, то виду не подал.
Снаружи женщина покрылась сухой корочкой льда, а изнутри в ней словно засел ледяной кол.
уверенно двинулась в сторону кухни. Там она торопливо собрала мешок с едой и вышла во двор.
Обмерзая и ужасаясь, они ползали по кромке инобытия,
Пунькино сердце цвело алым цветом, она безотчетно улыбалась и напевала.
— Это все тырнэты ихние, я всегда знала, што так выйдет!