Цитаты из книги автора Алексей Викторович Иванов Золото бунта

Плетью в человека не вернёшь того, что бог отнял.

Но всегда народу оправданье есть, что не от зла он грех творит, а от греха злой становится.

Федька, человек… — шептал он. — Федька…

И если вдруг внезапно разбудят тебя, пока сны не отоснились, то ангел не успеет слететь и бесов изгнать.

В избе не висели на стене мешочек с солью и связка с лучинами и берестой, как положено у промышленных. И красный угол не был закопчён. И брёвна, из которых сложили избушку, с концов были срублены на остриё, будто их бобры от пня отгрызали. И дверка на деревянных пятках открывалась наружу, а не внутрь. Медведь – не человек: от себя толкать не умеет, только к себе лапой гребёт. Поэтому в охотничьих заимках двери делали так, чтобы они внутрь открывались – медведю не отворить, не войти. Значит, эту избу ставили не охотники. Не люди. Избу ставил леший.

висячие болота-на́волоки

в редких просветах густых подве́й

– Приходи, парень, после обеда, когда Платоныч в лавке, – негромко сказала она. – Сбляднём.

Домик маленький, ведьма на полу спит. А в болоте торчит бочка, и в бочке будто скребётся кто-то и голосом человеческим плачет. Я взял да и достал бочку. А в бочке девочка, ей лет семь было. Сидит голая, связанная. У бочки все стенки дырявые. Понятно мне стало: в дырки гадюки наползут и девочку съедят, а обратно, толстые, не вылезут сквозь дырки-то. Только головы выставят и шипеть будут. Ведьма их клещами за головы вытащит и будет в горшке на огне варить. То, что получится, – яд.

Так что знай: не бывает такого добра. Есть зло во имя добра и просто зло

Как вора найти? Понятно, передо мной шапку ломать стали. Ну, я говорю: собирай всех бурлаков в кучу. Сам взял петуха, в пепле от костра извалял и засунул под тулуп. Бурлакам объявил: каждый пусть руку под тулуп засунет и погладит петуха. Кто вор, у того петух под рукой кукарекнет. Ловко придумал, а?
– Ну и чего? Ни у кого петух не кукарекнул, да?
– Не кукарекнул, – согласился Федька. – Меня уж сплавщик с водоливом бить собрались. А я говорю бурлакам: теперь покажи руки! Все показали. У всех бурлаков лапы грязные, в пепле, а у одного чистые. Он и был вор.

Не раз по утрам видели разбегавшихся от винных бочек ка́рбышей – злых карл, которые по ночам катаются верхом на пьяницах.

Сейчас он был доволен собой, ждал ответной ласки. Кем он был весной, когда охотился за вогулкой в урёме речки Ёквы? Никем. А теперь он – по уговору уже сплавщик, и у него есть дом, деньги, и за это лето он отымел уже трёх баб

Табак-трава и хмель-корень в Цареграде на могиле самой великой блудницы бес вырастил, табак – из чрева, хмель – из головы! Потому табак курить грешней, чем хмельное в рот взять! У какой божьей твари из пасти дым-то идёт? Ни у какой! Только у сатаны!

Я тебя на своей дочери женю! У неё жопа знаешь какая? Во! – Дядя Федот скрючивал руки и далеко растопыривал драные локти, с восторгом глядя Осташе в глаза

– В моём дому – не в Митькином, за печку не нассышь! – хвастался он Осташе

На вершине Кокуя, как серые зубы, ещё торчали из земли столбы священных вогульских ча́мий

Проведите меня-молодца мимо каменя-бойца до чистой воды, до большой реки, до синего неба, до ясного оболока…

– Могила без креста, сын без имени, дом без иконы, – тихо сказал Осташа. – Ты что, Веденей, язычник, что ли? Открест?

Но Кикилья была тупа, ничего не чувствовала. В роже её виделось что-то свиное: расплющенный нос, вывороченные губы, белёсые брови и ресницы… Но статью Кикилья напоминала кобылищу: здоровая, терпеливая, прилюдно пердевшая, не ведая стыда и приличия