иногда книжка оформлена столь убого, что это само по себе интригует
Annus mirabilis — столкновение человека с бездной, из которого тот выходит, обретя вдруг новое чувство реальности
Франц Марк писал Марии, своей жене, про книжку «Эммануэль Квинт» — это книжка Герхарда Гауптмана, которую Марк взял в Первую мировую на фронт и почитывал зимой 1915 года, то есть меньше чем за четыре месяца до кончины, а полностью она называлась «Юродивый во Христе Эммануэль Квинт», — так вот, Марк писал Марии, что главный герой романа «живет лишь ради смирения пред лицом мира — и находит освобождение; он не желает помогать людям физически, чтобы те были удовлетворены и здоровы; его обращенную к духовному, к невидимому, душу терзает мучительный страх из-за этого требования — требования, которое он, к своему вящему разочарованию, снова и снова прочитывает в глазах у людей. Вот то самое, в чем мир больше всего недопонял Христа
Если совсем грубо, то краска — она и есть цвет, липкий цвет
Война, постулирует Марк, — не что-то нам чуждое и не то, чего мы могли избежать. Это не что-то, пришедшее в жизнь европейцев извне. Не загадочная ошибка, треп генералов или политиков. Эта война, говорит своим европейским собратьям Марк, — наша собственная. «Никто этого не видит, — сетует Марк в том же письме к Марии. — Во всяком случае, никто не хочет увидеть, что сам же в том виноват».
Война была явлением поверхностным. Война была только следствием некоего процесса, который намного глубже всего, что обнаруживается на поверхности. Можно сказать, что война, что глубинные причины войны залегали куда ниже, протягивались к душе мира. А там внизу, у самых корней войны, — некая вина, личная и коллективная
чтобы стать самим собой в полной мере, нужно выбрать свою судьбу — эту брошенность, которая уже была выбрана. Нужно овладеть ситуацией, которая уже овладела тобой. Изволить уже изволенное.
Здесь, конечно, нужна осторожность, ведь такая мысль может довести до нацизма, если вы вдруг считаете, что нацизм — это судьба. Но эта же мысль может привести и к тому, что вы станете тем, кем хотели стать всегда, кем ни хотели бы, — и вы не узнаете этого, покуда не отдадитесь этому и не присвоите себе
Смысл тут, если вынести за скобки неологизмы и этимологии всяких немецких слов, такой, что «судьба» и «предназначение» — это когда индивида, так сказать, тащит некое положение дел, которое тот не выбирал. «Выбрать свою судьбу», вопреки известной присказке, невозможно. Но судьба — это и не просто покорность бытийному произволу. Судьба не равна «фатализму»
Бóльшую часть своей жизни он был неудачником, затем — гением, а затем — покойником.
Меж вещами он обнаружил линии. Узрел формы. Его животные сходили с холста чистыми и настоящими. Стал чище и цвет. Красный стал красным. Желтый стал желтым. А синий — синим.
Во главе угла — как раз-таки цвет. Какое же буйство цвета. Основные цветá.