Когда выражение стремления к взаимности сталкивается с отсутствием взаимности со стороны другого, последствием является немедленный коллапс независимо от того, было ли отсутствие взаимности со стороны другого результатом равнодушия, непонимания, унижения, наказания, или же сам человек, стремившийся к взаимности. проявил неловкость или что-то не рассчитал. В результате человека охватывает внутренний паралич: витальность Я исчезает, энтузиазм падает; действие останавливается и сменяется уходом в себя и попытками спрятаться. Эмоциональное состояние стыда рядится в выражения: «Я готов сквозь землю провалиться», «Я умираю от стыда», «Что я за дурак!», «Я никогда себе этого не прощу». Другим следствием может быть ярость на себя или на другого. Полномасштабный стыд – это самая невыносимая из всех эмоций, почему мы и склонны думать, что «лучше смерть, чем позор». Подчеркнутые дефициты реципрокности в раннем детстве создают обстоятельства, которые усиливают деструктивный потенциал стыда. В таких обстоятельствах акцентируется противополагание либидо и Танатоса, деструктивные формы Танатоса берут верх и человек оказывается в плену стыда.
Стыд есть интенсивное неудовольствие, которое мы обыкновенно переживаем, когда преследуемая взаимность остается нереализованной, хотя мы думали, что она была или будет реализована; реакция Танатоса направлена против Я в то же самое время, когда стремление к взаимности сохраняется.
Психическая отправная точка стыда – это стремление реализовать определенное желание или, как выражает это Фрейд, определенное удовлетворяющее ощущение (Freud, 1900). В данном случае это ощущение взаимности. Мы используем понятие реализации в том же смысле, в котором Сандлер использует понятие актуализации (Sandler, 1990).
Стыд принадлежит к аффектам Танатоса. Это аффект, который возникает, когда человек пытается цепляться за взаимность или получать ее, направляя реакцию Танатоса на себя. Стыд может чередоваться с другими параллельными стремлениями Танатоса. Такие репрезентации Танатоса – это, например, уход в себя, отталкивание и ярость. В ходе психоанализа можно видеть, как, например, унижение, уход в себя, стыд, ярость и отталкивание следуют друг за другом в течение короткого периода времени.
реакция стыда происходит из матрицы Танатоса, которая блокирует стремление к реципрокности. Стыд не есть обычная эмоция, связанная со всеми возможными дефицитами и неудачами. Это эмоция, связанная с реакцией Танатоса, которая определяет неудачу стремления к одобряющей реципрокности. Для того чтобы продолжить изучение происхождения стыда и его метапсихологии, мы должны коротко описать наши взгляды как на либидо, или Эрос, так и на влечение к смерти, или Танатос.
Наша точка зрения такова, что исходная форма стыда – это парализующая, устраняющая и подавляющая реакция, связанная с неудачей попытки получить одобряющую реципрокность/взаимность. Тревога, вызванная незнакомцем, может рассматриваться как его первый легко наблюдаемый и хорошо известный пример, хотя самые первые выражения стыда относятся к еще более ранней стадии (Natanson, 1987b).
Стремление к реципрокности происходит из матрицы либидо, Эроса
Эти описания разные, обычно они соответствуют современной им фазе психоаналитического мышления [Abraham, 1913; Alexander, 1938; Erikson, 1963; Fenichel, 1945; Freud, 1905, 1926; Jacobson, 1954, 1964; Levin, 1971; Piers, Singer, 1953; Rank (см.: Steinberg 1991); Reich, 1960].
стыд – это реакция на отсутствие одобряющей реципрокности. Базовая форма стыда – это тревога младенца, вызванная незнакомцем. Когда младенец доверчиво протягивает ручонки к взрослому, а затем замечает, что это не его мать, он прерывает свое приближение, отворачивает голову, прячет лицо и начинает плакать. По мере развития требование реципрокности становится более определенным: когда младенец замечает, что он не встретился со взглядом матери, чего он ожидал как чего-то само собой разумеющегося, он испытывает стыд по поводу своего ложного ожидания.
Почему стыду уделено так мало внимания в теории и практике психоанализа? Почему было так трудно признать его? Первой причиной может быть то, что стыд присутствует повсюду, и это такое обыденное явление, что о его существовании невольно забываешь. Другая причина: психоанализ подходит к психическим явлениям со стороны симптомов и концепции болезни, что создает точку зрения: «Это болезнь, это симптом, это не я». Таким образом, стыд можно обойти, как бы не замечая, потому что существенный элемент стыда – это чувство, что он относится ко всему Я. Третья причина может быть та, что психоаналитический язык вообще создал много выражений, рассчитанных на то, чтобы обходить стыд. Их функция была помочь анализанду принять такие части, которые он изолировал и сделал чужими для себя. Разговоры о «младенце», «детской части», «нуждающейся части», «зле» и т. д. предназначены были для того, чтобы облегчить признание определенных содержаний психики и их приятие. Этому они, возможно, и помогают, но в то же самое время они помогают обойти стыд. Стыд, который избегают замечать, остается лишенным формы, и в таком виде на него можно натыкаться снова и снова, со всеми вытекающими последствиями.
С точки зрения аналитического метода, в таких ситуациях важно добраться до внутренних голосов, угрожающих анализанду стыдом, как можно более самостоятельно от аналитика и аналитической работы, не связывая их непосредственно с переносом. Лучший способ сделать это – идти от чувства анализанда, чувства стыда и аналитического материала вокруг него; другая причина, почему следует делать именно так, – это чтобы не поддерживать в сознании анализанда такую связующую мысль, что аналитик тоже думает, что анализанду следовало бы стыдиться себя.