сожгла меня изнутри, разрушила мои планы, которые я лелеял всю свою жизнь. Подобно огненному смерчу, оставляющему после себя лишь золу и пепел, ты стерла в пыль мой песчаный замок. Я и не догадывался, насколько он оказался хрупким.
— Эйприл, поехали со мной на каникулы в Нью-Фолл?
Девушка широко распахнула глаза, вглядываясь в его лицо.
— Это, конечно, не столица, — поспешил добавить он, — но поблизости есть лес и озеро с чистой голубой водой. Летом оно хорошо прогревается, так что из воды выходить не хочется…
— Эван Грейсен, — оборвала его та, — я отправлюсь за тобой хоть на край света. И не важно, будет там теплое озеро или нет. Твоего тепла мне будет достаточно.
С этими словами она вновь прильнула к его мягким губам. Впереди их ждало целое лето
Эван никогда не думал, что будет способен желать кого-то настолько сильно, невыносимо, неистово. Он никогда не думал и даже не мечтал о такой близости. Не только физической, но и духовной. Теперь между ними не осталось тайн. Лишь ясное понимание, чего они оба хотят. И отчаянное стремление дать это друг другу. Он целовал ее жадно, и Эйприл отвечала ему с не меньшим пылом
фантастическая инсталляция в самом центре помещения. Две воздушные фигуры — он и она, — каким-то образом сотканные из нитей. Фигура девушки — белая. Фигура парня — черная. Легкие вкрапления серебряных брызг переливались в свете множества свечей и золотых мерцающих лампочек. Девушка из белых нитей стояла на носочках рядом с парнем и касалась его сердца, зажигая в нем свет. Он же безотрывно смотрел на любимую, и тот свет пылал в нем точно осколок яркой звезды.
—
В их поцелуе, контрастно-медленном, надрывном и прекрасно неровном, они утешали сердца друг друга.
Уход Эйприл ощущался как сейсмический сдвиг.
Сентябрь подкрадывался все ближе и ближе, и день за днем университетский городок заполнялся студентами. Кампус оживал. За неделю до начала учебы Эвану выдали комплект университетской формы. Он был рассчитан на осенне-весенний и зимний период и включал все необходимое, от носков до темно-синего шерстяного свитера с золотой нашивкой в виде герба Беллстрида.
Выбрав себе кровать, Эван подошел к ней и расплылся в улыбке — на небольших декоративных подушках, разбросанных по всей ее поверхности, золотыми нитями был вышит герб университета с летящей совой посередине.
«Парящие в ночи — у-ухнем!» — гласила золотая надпись под гербом.
Также возле окна стояли два письменных стола с удобными на вид стульями. На каждом столе — по синей лампе и по новенькому планшету для учебы. По центру спальни стояло одно, но каких-то гигантских размеров кресло-мешок. Кроме того, в спальне имелись темно-синяя пробковая доска с кнопками, книжная полка, вместительный шкаф и резной комод. Обычно студенты первым же делом после заселения принимались украшать свою территорию фонариками, плакатами, мягкими игрушками, фотографиями и прочими важными для них вещами, создающими уют. Но Эван любил минимализм, да и ничего такого с собой не брал.
Пол спальни был устлан ковролином того же оттенка, что и шторы. Помещение было рассчитано всего на двух жильцов — здесь стояли только две кровати. Зато какие! Просторные, высокие, с массивными деревянными изголовьями и дутыми теплыми одеялами, в которые сразу же захотелось завернуться. И даже постельное белье было в традиционной сине-золотой расцветке Беллстрида. У каждой кровати стояла небольшая тумба из темного дерева, на ней — простой, ничем не примечательный ночник.
Первое, что бросилось Эвану в глаза, — огромное окно почти во всю стену, через которое в комнату проникало много света. Ну а если захочется посмотреть фильм в темноте, то можно задернуть плотные темно-синие шторы. Сейчас они были перехвачены золотыми веревками с декоративными кисточками на концах.